такой. На миг, ему захотелось встряхнуть её за плечи, да так, чтобы она ожила. Чтобы вновь глаза заблестели, снова её голос стал дрожащим, обиженным, упрекающим – каким угодно, лишь бы герцогиня не молчала.
Последняя мысль вызвала в сердце Фарида волну протеста. О чем он думает? Какой голос? Какие глаза? Пират сжал челюсти с такой силой, что у него заиграли желваки. Сверля Изабель взглядом, Фарид подбирал слова для прощания с ней. Но герцогиня, в который раз удивляя, опередила его.
– Прощайте, Фарид, – мягкая, с оттенком грусти, улыбка тронула её полные губы. – Надеюсь, теперь ваше сердце обретет покой.
Что-то неприятное закололо в груди пирата, и ему стало мало воздуха – было похоже на то, словно он получил удар. Игнорируя это чувство, Фарид попытался улыбнуться – но губы словно не слушались его.
– Прощай, Изабель, – бросил он, и тут же резко отвернулся от неё.
Уже не оборачиваясь, Фарид стремительной походкой покинул шатер. Остановившись напротив Хасана, пират, заглянув тому в глаза, мрачно сказал:
– Смотри, Хасан…
– Фарид, мне еще дорога моя голова, – стирая проступившие на лбу капельки пота, ответил Хасан.
– Я предупредил тебя, – сверкнув глазами, добавил Фарид. Затем, махнув рукой своим людям, направился назад. Вот и все. Наконец-то он расстался с этой женщиной. Пусть она дожидается здесь, вдали от него, Фарида, своего мужа. Пусть ждет его…
Такие мысли посещали голову пирата, пока он пересекал пыльные улочки. Не было в его сердце ни сожаления, ни угрызения совести, ничего. Казалось, все другие чувства, помимо жажды мести, сгорели, иссохли в нем – и там была черная пустошь.
Изабель не смотрела вслед Фариду. Нет. Уставившись прямо перед собой, в алые покровы шатра, девушка пыталась принять ту мысль, что теперь она – всего лишь рабыня. Несмотря на то, что Изабель пыталась подготовить себя к неизбежному (и прежняя ночь, проведенная в слезах, была тому подтверждением), все же, между пониманием и осознанием был путь, по которому ей еще предстояло пройти. Этот путь шел в другой стороне от жизненного пути Фарида. В те минуты Изабель была уверена в этом.
«Что же, – размышляла она, – значит, именно такую судьбу уготовил мне Создатель».
Фарид смотрел на зеленые волны, которые с каждой минутой все сильнее и сильнее поднимались, и ощущал внутри странные, прежде незнакомые ему чувства. Они, подобно этим волнам, все нарастали и нарастали, окутывая сердце и душу пирата.
Но почему? Почему теперь, почти до конца воплотив план своей мести, он, Фарид не чувствовал ни удовлетворения, ни тем более, спокойствия? Почему внутри него все обжигало, сжимало, и обдавало – то ледяной, пробирающей до дрожи, то горячей, из-за которой хотелось стянуть рубаху, волной?
Не выдержав, пират сорвал с себя рубаху и подставил обнаженный торс порывистому, пронизанному океанской свежестью, ветру. Прохлада заскользила по обнаженной коже. Ветер начал трепать темные волосы на голове.