фестиваль, который проводится в Лейк-Женеве, – пояснил Лукас и, повернувшись снова к Мерседес, спросил: – А почему ты не сказала этого полицейскому офицеру, который разговаривал с тобой в школе?
– Да он почти и не обращал на меня внимания, – ответила девочка. – А задница Гердлер…
– Мерседес! – Мамаша выплюнула имя дочери, точно волк – обглоданную косточку ягненка.
– Но это же правда, – пытаясь защититься, сказала Мерседес. – Он не замолкал, не давал мне ни одного слова вставить, но я думаю, он ничего не видел. Он почти все время прятался в коридоре.
– Хорошо, – сказал Лукас. – Теперь поговорим про фургон. Ты заметила что-нибудь необычное?
Девочка кивнула:
– Заметила и рассказала вашему копу. Там была надпись, не знаю, какая, но тот тип ее закрасил… буквы на двери.
– Какие буквы?
Мерседес пожала плечами.
– Не знаю. Просто я обратила на это внимание, когда подошла к окну. Он как раз уезжал. И знаете что, он закрасил надпись очень неаккуратно – просто замазал прежние буквы.
Лукас воспользовался телефоном в доме Берне, чтобы позвонить в отдел и сообщить Андерсону про фургон и футболку.
– Домой поедешь? – спросил Хармон.
– Сегодня уже больше нечего делать, если только похититель не позвонит с требованием выкупа. Наши ребята все еще обходят дома?
– Да, сейчас они в районе, где жила Манетт. Спрашивают, не заметил ли кто-нибудь чего-то подозрительного в последние дни. Пока ничего.
– Дай мне знать, если что-то появится.
– Хорошо, все сведения стекаются ко мне… ты уже сделал Уэзер предложение?
– Боже праведный… – Лукас рассмеялся.
– Да ты чего, приятель, это же сейчас главная новость.
– Я тебе сообщу, когда придет время.
Дэвенпорт почувствовал тяжесть кольца, которое лежало в кармане брюк. «Может, и вправду сделать предложение?» – подумал он.
– Знаешь, у меня возникло интуитивное ощущение насчет… – начал Андерсон.
– Насчет Уэзер?
– Нет, Манетт. Тут что-то странное происходит. Я уверен, они еще живы и ждут, когда мы их найдем.
Уэзер Каркиннен перекатилась на левую сторону кровати, поближе к окну, открытому на пару дюймов, чтобы в комнату попадал холодный свежий воздух.
– Плохо? – сонно спросила она.
– Да. – Лукас забрался в кровать, придвинулся к ней поближе и поцеловал за ухом.
– Расскажи, – попросила она и легла на спину.
– Уже поздно.
Уэзер работала хирургом и оперировала каждый день, как правило, с семи утра.
– Все нормально; я завтра начинаю позже.
– Дочь Тауэра Манетта и две ее дочери. – И Дэвенпорт рассказал про похищение и кровь на туфле.
– Ужасно, когда страдают дети.
– Да.
Будучи хирургом, Уэзер выглядела как спортсменка – точнее, борец, который участвовал в чересчур большом количестве поединков. Она обычно держала руки перед собой, со сжатыми кулаками, как боксер в грогги[22]. Природа