комиссар! Они есть хотят, спать хотят. Мы ради них с тобой воевали, если на то пошло. Чтобы им жилось хорошо. Они и есть наше светлое будущее!.. А книги твои подождут. Вот устроим детей, уничтожим бандитов, тогда ищи, собирай сколько тебе влезет. И денег тебе на это дадут.
– Хорошо, Муханов, но эти же дети и спросят потом с нас, почему мы не спасали книги. Они захотят знать историю! А ее памятников уже не будет. Близко локоть, а не укусишь!.. Да, сейчас кажется, пока не надо, успеем еще, но запомни мои слова, Муханов: хватимся, придет время, каяться будем. Было-то всего: нагнуться и подобрать, – Гудошников перевел дух и добавил: – А мы пока топчем. Товарищ Ленин говорит: без старого мы нового не построим.
– С тобой невозможно, – поморщился Муханов. – Ты сразу – говорил, говорил… Товарищ Ленин говорил вообще, а не по этому случаю. И Ленин, кстати, о детях в первую очередь заботу проявляет. Я сердцем чую – о них надо хлопотать в первую очередь.
– Обо всем надо хлопотать, – упрямо повторил Гудошников. – Я лично ничем не могу помочь этим ребятишкам…
– Нет, можешь! – отрубил Муханов. – Ты если сюда попал, так возьми и организуй детский дом! Помещение есть. Отдадим бывший монастырь. А ты – человек образованный, герой войны. Да за тобой ребятишки толпами ходить будут!
Гудошников насторожился. Вспомнился сарай, слезящиеся от дыма глаза мальчишек, куски крепко соленой рыбы в грязных ручонках, грязный таз с водой, умело скрученные цигарки… У лысого мальчишки, предводителя компании, видно, был стригущий лишай: струпья еще не сошли. А самый маленький, лет восьми, плакал во сне… Вернее, нет, скулил, как щенок, – звук исходил откуда-то из груди – может быть, оттого, что не умел или слишком много плакал. Наевшись рыбы, мальчишки ночью жутко страдали от жажды, а воды уже не было, и Гудошников слышал, как шелестели пересохшие губы и языки.
Звук этот показался Гудошникову страшным.
Ночью он сходил к колодцу, принес воды и, расталкивая детей, поил их, полусонных, зябнущих – ком подпирал к горлу…
– Мне поручено организовать детский дом, – спокойнее продолжал Муханов. – Борьба с беспризорностью теперь в ведении ЧК… Я бы взялся, не откладывая, но ты видишь, какая обстановка в уезде? Белофинны еще лезут… А кому поручить?
– Не заставляй меня делать выбор, – глухо проговорил Гудошников.
– Я не заставляю, я прошу, – глядя в пол, ответил Муханов. – Не будь ты моим комиссаром, я бы нашел на тебя управу, я бы тебя заставил.
В это время дверь распахнулась, и в комнату вошел милиционер с повязкой на лбу, в окровавленной шинели.
– В хуторе, – тяжело выговорил он, – перестрелка была… Наши все целы… А вашего Шлюнько убило, наповал…
Муханов вскочил, взмахнул руками, но, ничего не сказав, опустился на лавку.
– Мы его сюда привезли, – добавил милиционер. – Куда положить?
– Погоди, –