пари? Вот, вот, идет уже…
Артамон поклонился сестрам.
– Вера Алексеевна, вы окажете мне честь протанцевать со мной?
Она немного испугалась… вальс она танцевала редко и уже почти совсем решилась отказать, но подходящего предлога сразу придумать не удалось. И Артамон смотрел с такой радостью и надеждой, что Вере Алексеевне недостало сил для отказа – и тут же самой стало легко и радостно. Рассерженная почти беззвучным смехом сестры, которая, скрывая улыбку, часто-часто обмахивалась веером, она подала Артамону руку и как будто впервые заметила, что головой едва достает ему до плеча. Вера Алексеевна вспомнила: «Гренадер» – и улыбнулась сама, глядя в ласковые, лучившиеся смехом ей навстречу темные глаза.
Танцевать с Артамоном было необычайно легко. Несмотря на рост и крупное сложение, двигался он ловко и держал свою даму бережно, почти неощутимо, однако надежно, не подходя слишком близко и не отстраняясь далеко, не внушая ни неловкости, ни скуки. Вера Алексеевна боялась, что придется разговаривать – на лету, в танце, совсем иначе, чем в гостиной, – но он молчал и внимательно смотрел на нее. Первоначальное смущение ушло, она не чуяла пола под ногами… не сразу даже почувствовала, что с непривычки у нее кружится голова. Должно быть, лицо ее выдало – Артамон прокружил Веру Алексеевну в последний раз и подвел к прежнему месту, держа все так же бережно и крепко, словно боясь отпустить и потерять.
– Вы позволите еще пригласить вас?
Она кивнула. Артамон нерешительно оглянулся, словно раздумывал, не отойти ли – но не отошел. Оглянулся опять…
– Вы ищете кого-то? – спросила Вера Алексеевна.
Он решительно мотнул головой.
– Нет.
Артамон слегка покривил душой: он опасался встретить здесь Никиту или еще кого-нибудь из знакомых по бурным совещаниям в Шефском доме. Он сознавал, что совершенно не оправдал оказанное ему доверие, и вел себя самым легкомысленным образом, вместо того чтобы мыслить и рассуждать серьезно, но отчего-то разговор a la Nikita с Верой Алексеевной не клеился. Артамон никак не мог избавиться от мысли, что их разговоры о войне, о стихах, о друзьях юности серьезны ничуть не менее, чем политические беседы. Мысль просвещать Веру Алексеевну не приходила ему в голову. Что Вера Алексеевна умна – во всяком случае, умнее его, – он признал с самого начала, признал спокойно и с восхищением. Быть с женщиной, которая выше его во многих отношениях, казалось Артамону исключительным счастьем, подарком судьбы… Подле нее ему не хотелось выказываться умом или спорить, достаточно было просто сидеть рядом и слушать.
– Скажите, Вера Алексеевна… вы помните ли, о чем говорил Никита тогда?
– Отчего вы вдруг об этом вспомнили?
– Так… интересно стало, как вы об этом рассуждаете.
Вера Алексеевна задумалась.
– Что я могу сказать? У меня меньше возможностей для наблюдения, чем у вас и у вашего кузена. Мое мнение таково, что в мире есть много зол, которые невозможно