лавка мясника, что-то, на что, владелец не хотел смотреть.
Дина вопросительно смотрит на меня, ждет ответа.
Я его знаю – окно замуровали во время войны, застеклить возможности не было, а вот кирпичи нашлись. Всё лучше, чем мерзнуть под зимними ветрами. После войны фасад обновили, замазали штукатуркой, не разбираясь, что одного окна не хватает. Потом опомнились и нарисовали для симметрии. Случилось это после многочисленных жалоб по поводу изменения облика здания. Нарисовать же окно проще, чем прорезать еще одно или замуровать то, что есть. Дине я про это не говорю, ее версии гораздо интереснее.
– Всё может быть, – отвечаю ей.
На закате мы отправляемся в лес у водохранилища. Лес пустой. Только мы. Идем молча. Дина что-то щелкает, рассматривает кору деревьев, одинокие листья, свисающие с них. Она ничего не показывает, но я слежу за ее взглядом, за ее кадрами и тоже начинаю замечать узоры ветвей, неповторимую структуру коры, естественную цветовую палитру, замысловатые линии, пропорции крон и стволов. В этом, определенно, что-то есть.
Наконец, мы находим то, что ее заинтересовало – большая поляна, на ней одинокий дуб с сухими листьями. Они почему-то всё еще держаться за ветки, хотя им уже положено валяться на земле, рядом с листьями других приличных деревьев.
– Неприличный дуб.
– Может, наоборот приличный, все уже разделись, а он один не сдается. Может, и до весны продержится, упертый. Нужно подождать, – говорит Дина и устанавливает штатив. – Сейчас солнце начнет садиться и подсветит наш дуб, в контровом свете листья станут бордовыми, как запекшаяся кровь, а вдалеке за дубом фон – черные стволы деревьев, пожухлая трава, вспоротая пожарной полосой с глиной. Красота. В самый последний момент, когда солнце почти уйдет, мы его сфоткаем, потом сделаем еще пару кадров в сумерках без солнца, а позже совместим эти кадры и чуть-чуть дорисуем.
Ждем. Понимаю, почему язычники выбирали такие поляны и дубы, всё как говорит Дина: солнце на несколько минут сделало листья красными, кровавыми, и быстро село, скрылось за лесом. Осталось ощущение, что мы застали место преступления, увидели проступившую кровь. Может быть, тут веками проходили кровавые обряды, вон и камень подозрительный. Дина тоже его заметила, но не щелкает, недовольно пританцовывает у штатива, кадр уже выставлен. Темнеет быстро, ночь уже захватила лес и подбирается к поляне. Тихо. Мне стало не по себе, и если бы не близость Дины, я бы предпочел дать отсюда деру и больше никогда не возвращаться. Наконец, кадры сделаны, и мы возвращаемся обратно.
Дина молодец, запомнила дорогу и ведет меня. Сам бы я заблудился. Слышу шум трассы, звуки человеческой суеты, сразу становится лучше. Я – дитя бетона, в лесах почти не бываю. Там живет серый волк – зубами щелк и комары. Что там делать? Ну ладно, деревья – что надо, пропорции интересные, нужно изучить это детально, а еще в лесу бродят такие девушки как Дина и моя рыжая. Наверное, она тоже могла бы быть фотографом или художником, пусть бы так и было, а ведь может оказаться и скучной накрашенной куклой. Об этом