ведьма. Фургон прерывисто забибикал, как оскорбленный пупс. Мимо проплыла длинноногая красотка в норковом пальто, ничуть не сомневаясь в своей безумной привлекательности. За ней вышагивал богатенький муж, вел на поводке пса с вислой складчатой шкурой. В белозубой пасти телепался громадный язык. Красотка перевела взгляд в сторону и, прежде чем скрыться из виду, мельком заметила меня – выпускника средней школы, гробящего свои молодые годы в убогой лавчонке, где и посетителей-то обычно почти не бывает.
Это мое прибежище. Еще один диск Билли Холидей. Она пела «Some Other Spring»[6]{19}, и слушатели аплодировали, пока не растворились в знойной душной ночи полузабытого чикагского лета.
Телефон.
– Привет, Сатору. Это я, Кодзи.
– Ничего не слышу! Что там у тебя громыхает?
– Я из институтской столовой.
– Как экзамен по машиностроению?
– Пришлось попыхтеть…
Ну ясно, сдал на отлично.
– Поздравляю! Значит, в храме побывал не зря? Когда объявят результаты?
– Недели через три-четыре. Главное, все позади. Уже хорошо. А поздравлять меня пока рано… Слушай, отец сейчас в Токио. Мама сегодня готовит сукияки{20}. Вот они и подумали: может, зайдешь, поможешь нам с ним управиться? Как ты, старик? А засидимся – переночуешь в комнате сестры. Она с классом уехала на экскурсию на Окинаву.
Я что-то промычал и мысленно вздохнул. Вообще-то, родители Кодзи – славные, порядочные люди, одно плохо – считают своим долгом наставлять меня на путь истинный. Никак в толк не возьмут, что меня вполне устраивает моя жизнь – с дисками, с саксофоном и с моим укромным уголком. Их участие объясняется жалостью, а вот жалости я не перевариваю, лучше буду дерьмо ложкой лопать, как и полагается сироте.
Но Кодзи – мой друг. Пожалуй, единственный.
– Спасибо, приду с удовольствием. Что захватить?
– Ничего, захвати себя.
Значит, цветы для мамы и пиво для папы.
– Я буду сразу после работы.
– О’кей, до встречи.
– До встречи.
Это время дня всегда ассоциируется у меня с Мэлом Уолдроном. Вечер подступил внезапно. Хозяин овощной лавки начал заносить внутрь ящики с белым редисом, морковкой и корнями лотоса. Опуская ставни, он заметил меня и сдержанно кивнул. Он никогда не улыбается. Прогрохотал грузовик, и стайка голубей рассыпалась в разные стороны. Нотки «Left Alone»[7] дробинками падали на дно глубокого колодца: звуки саксофона Джеки Маклина{21} кружили в воздухе, исполненные такой печали, что едва поднимались над землей.
Открылась дверь, пахнуло свежим воздухом, дочиста промытым дождем. Вошли четыре старшеклассницы, но одна из них – совершенно, совершенно особенная. Она сияла и переливалась невидимым светом, будто квазар. Я понимаю, это звучит глупо – но что поделаешь, если она светилась!
Три вертихвостки сразу бросились к прилавку. Хорошенькие, спору нет,