которая, впрочем, кажется врожденной. Я больше не донимаю его вопросами и склоняюсь над Рубиновой Табулой, чтобы рассмотреть ее повнимательнее. Я впервые нахожусь так близко к древнейшему артефакту, вокруг которого так суетятся Рубины. Кроваво-красный камень сложно сравнить с каким-либо материалом, мне кажется, я ничего подобного раньше не видела: он выглядит восковым и в то же время переливается бесчисленными гранями, как отшлифованный драгоценный камень. Иероглифы и символы глубоко вырезаны на поверхности и заполнены золотом. Еще и это нереальное свечение…
Я протягиваю к Табуле руку. Вообще-то, мне пора бы понять, что нецелесообразно сразу же прикасаться к предметам, чья магия зовет меня: вечно то я неконтролируемо проваливаюсь во времени, то моя жизнь переворачивается с ног на голову, но, как говорится, я не была бы Розали Грифиус, если бы действительно училась на своих ошибках. Любопытство сводит меня с ума, с этим трудно бороться, как и с любым подобным гипнотическим состоянием.
Давай. Только дотронься.
И я касаюсь Табулы кончиками пальцев.
Все стирается.
Меня охватывает волной чистой энергии. Рука прилипает к Табуле, как приклеенная, энергетический всплеск устремляется вверх по моей руке, распространяется по груди, как взрыв атомной бомбы. Меня отбрасывает назад как от удара и выгибает под неестественным углом так, что едва не ломается позвоночник. Все внутри меня вопит отпустить Табулу, чтобы это прекратилось, но моя ладонь словно срослась с камнем, я никак не могу разорвать контакт. Меня захлестывают все новые волны энергии, и, по ощущениям, в теле не остается ни единой целой косточки от их напора.
– Анжитиа Рената.
Нежный, как дуновение ветра, голос раздается у меня в голове, не давая мне понять, откуда он исходит. Мое тело сотрясается от последнего энергетического удара, а потом Табула все же отпускает меня, и я оседаю как марионетка, которой перерезали нити. Сердце колотится в груди, пока я ошеломленно лежу, пытаясь осознать, что только что произошло. Земля подо мной утрамбована, словно влажная глина, но я по-прежнему не могу пошевелиться.
Эхо этого жуткого бестелесного голоса все еще раздается в голове. Анжитиа Рената. Я ловлю эти слова на кончике языка, но они кажутся чужими, я никогда прежде их не слышала, и мое подсознание тоже молчит: ни единой догадки.
Наконец мне все-таки удается стряхнуть сонливость, и я еле сажусь, открывая глаза. Леонардо по-прежнему сидит на коленях рядом со мной и выглядит еще более напуганным, чем я себя ощущаю. Должно быть, я вырвала у него из рук Табулу во время своего припадка, потому что теперь она лежит между нами и больше не светится. В сумерках неосвещенного заднего двора она выглядит черной, как свернувшаяся кровь.
– Вы в порядке? – спрашивает он ломким голосом. Видимо, то, что он только что наблюдал, настолько ошеломило его, что впервые способность сохранять безмятежное спокойствие перед лицом любого сумасшествия ему изменила…
– Да… – Мне хочется прокашляться, потому что горло пересохло,