ло дать трещину. А между прочим, зодчая даже заглянула в оставшуюся брешь… И отпрянула. Как оказалось, камень выпадал неслучайно, оставляя в твердых небесах дыру для вентиляции и возможные инсинуации в объяснении всего творения. Что и обнаружили события, которые мы собираемся здесь описать. Следовательно, первый камень был брошен (одного уже не хватало), хотя, в сущности, их количество никогда не являлось числом совершенным. Но об этом мы до времени умолчим.
Утро в этот день было несколько необычным. Еще на самом краю рассвета, когда тонкая веточка ивы чертит в молоке реки первую линию, разделяющую небо и отражение, а легкость хлопка тумана свободно пересекает эту грань и, растворяясь, исчезает безвозвратно там, куда небесный паромщик увозит сны, в мир Поднебесной просочился иной свет. Как раз через отверстие, оставшееся в небесной тверди… Свет проник в мир почти незаметно – разве что птицы пели несколько живее, и легкий утренний флюид на небосводе отцветил особенной ляпис-лазурью. Восприняв её, цветок лотоса вспыхнул неземной свежестью и белизной.
Императорский дворец спал крепким сном, хотя утро уже наступило. Всю эту ночь, а заодно и несколько предыдущих, во дворце никто не сомкнул глаз. Молодая императрица, главная жена правителя Поднебесной, была на сносях. От болей в пояснице она не могла спать. А, следовательно, с ней не спали и фу жэнь – прочие четыре жены, – драгоценная наложница ( гуйфэй), добродетельная ( шуфэй), нравственная (дэфэй) и талантливая наложница (сяньфэй). А также девять «старших наложниц» ( цзюбинь), двадцать семь «младших наложниц» ( шифу) и прочие восемьдесят одна гаремная девушка (юйци). К тому же, не спали фрейлины «приятной внешности», придворные фрейлины, младшие фрейлины, старшие над дворцовыми служанками, служанки тех и других, служанки служанок и вся рать евнухов, которых и сосчитать толком не могли. Только Сын Неба имел право спать, избегая малых путей(2), и никто не смел его беспокоить.
И вот, к началу шестой стражи, как-только нефритовый кролик на Луне(3) взялся за ступку и начал готовить свои «пилюли бессмертия» мао, императрица разрешилась от бремени. Живущие во дворце облегченно вздохнули и поблагодарили Небеса. Императрица блаженно сомкнула глаза. Свет ночных фонарей иссякал, глубокое звездное поднебесье страны грез заполнял кипенный пар сбывшихся надежд. Наступал день праздника. Младенец лежал в люльке из лазурита с резным тигром в изголовье, как и подобает будущему императору. Прислонившись к колыбели, забылись сном молочные мамки, готовые по первому зову напоить его теплым молоком, и прочая челядь – кто где упал: возле колонн, за занавесками у дверей, в покоях, на коврах и циновках и просто стоя с открытыми глазами, продолжая во сне нести караул.
Император проснулся оттого, что краем уха уловил шуршание летящих крыльев. Словно оживший вальячный персонаж, на резной ганч(4) присела птичка и, вращая миниатюрной головкой, запела чудесную песнь. Изящество гармонии, рождаемое маленькой птичкой, наполнило утреннюю пустоту души вожделением Неба.
Стоит лишь удивляться,
Как в малом изяществе может являться
Желание Неба. Где еще не был
Рожденным извне первый луч.
Мысли о Тишине возникают в согласии звуков.
Император удивился, что не слышит иных звуков, кроме пения птички. Он хлопнул в ладоши – звонкое эхо вторило хлопку в бесконечных коридорах дворца, но никто из слуг не поспешил на его зов. Он взял серебряный колокольчик, намереваясь ударить в набат – быстрая мысль уже выбирала наказание для евнухов. Но поднятая рука застыла вдруг в полудвижении: на нее опустилась невероятной красоты бабочка, вся золотая с голубым. Император замер от неожиданности. Большой эстет и любитель искусства, он в жизни ничего подобного не видел! В мастерских Запретного города(5) трудилось много виртуозных мастеров, и они создавали настоящие шедевры, коими дворец был набит до отказа. Но такой безупречности цвета и формы человеческий разум не мог даже предположить. Любуясь совершенством, император повернул руку, и бабочка упорхнула с нее. Она взмахнула крыльями – раз, второй, – медленно, словно в невесомости. Стены дворца призрачно задрожали, бабочка летела над ковром из травы и цветов и звала императора за собой. Он пошел по цветам, росы в травах холодили босые ноги, где-то рядом чудесно пела птица, а бабочка уводила императора в поднебесную синюю даль, к вершинам белоснежных гор. Внизу проплывала удивительная земля – насыщенные зеленью сады с чистейшими голубыми родниками, – бабочка и император поднимались все выше и выше, наполняя мир под собой реками и городами. От бездонности и глубины, открывшейся с вершины мира, перехватило дыхание. Император остановился на самом краю: перед ним простирался безбрежный океан. Сын Неба неожиданно осознал, что именно сейчас осуществляется его заветная мечта. Он не чувствовал ни страха, ни сомнений: мир, лежащий под ним, принадлежал его крыльям, выросшим вдруг за спиной. Хуанди(6) распростер их и сделал шаг – и полетел над величественной бездной.
Войдя в Красный терем(7), могущественный император не нарушил его покой. Он поцеловал спящую супругу в алые полураскрывшиеся губы, а остальных жен – каждую в лоб. От прикосновений Сына Неба жены и наложницы смущенно улыбались во сне,