об увольнении. Однако вечером ему позвонил тот самый знакомый, который устраивал его на киностудию.
– Димыч! Режиссёр просил тебя отыскать – он этого «консультанта» взашей выгнал, когда ради интереса в интернете порылся насчёт этой сабли…
– Концежа, – поправил Михрюта.
– Ну, да, консьержа… в общем, он тебя обратно зовёт – будешь консультантом по оружию.
И Михрюта стал консультантом по оружию, а поскольку он знал про оружие разных эпох больше, чем «мировая паутина», то мотался по всем съёмочным площадкам. Правда, числился он всё тем же разнорабочим, поскольку не имел образования.
Когда налоговая инспекция, проверяя документацию, увидела Михрютину зарплату, возник логичный вопрос.
– Это что за странный разнорабочий с такой зарплатой? – проницательно смотрел на главбуха киностудии ясным взглядом чекиста налоговый инспектор.
– О, это очень опытный разнорабочий… и работает по двадцать часов в сутки, – бегал глазами главбух.
– А вот об этом вы расскажете трудинспекции… – холодным взглядом кобры гипнотизировал главбуха налоговик.
Когда инспектор ушёл из бухгалтерии, главбух, потея, побежал к директору, но столкнулся с ним на полпути.
– Иван Валерьяныч! Я же говорил, что Михреевскому надо чёрными платить…
Директор бешено вращал глазами, кивая себе за спину – за его спиной надевал своё кожаное чекистское пальто налоговый инспектор.
– … но вы мне верно ответили, что у нас чёрных зарплат не было, нет и быть не может… – дрожащим голосом закончил свою речь главбух.
«Ну, ты и дурак…» – губами прошептал директор.
Налоговик обернулся, прожёг дрожащего главбуха лазером своего взгляда, отчего бухгалтер оплавился, как кусок масла в жару, и направился к выходу.
В итоге, Михрюте зарплату урезали. Однако если бы директор проник в мысли консультанта по оружию, он не то что зарплату ему бы не платил, а за вход с него деньги брал – Михрюта так любил свою работу, что не представлял жизни без неё…
Мои размышления и воспоминания были бесцеремонно прерваны Машкой:
– Слушай, Смышляев, нас Маринка с Хорём ждут – сегодняшний вечер посвящается добрым делам.
– Словосочетание «добрые дела» из твоих уст звучит весьма устрашающе. Колись, какую изощрённую пытку ты придумала на этот вечер? – мрачно спросил я.
– Не я, а Маринка, – улыбнулась Машка. Улыбка её не предвещала ничего хорошего.
– Вот умеешь ты нагнетать, Маш! Ну, расскажи, что у вас там за женский заговор?
– Мы хотим избавить вас от пожирающих страстей – наркотиков и алкоголя…
– А от страсти к женскому полу вы не хотите нас избавить? – с издёвкой спросил я, – Тоже, если разобраться, пожирает, причём, не хуже наркоты с алкоголем – уничтожает индивидуальность напрочь…
– Не умничай, Лёша! Страсть к женскому полу, конечно, в разумных моногамных пределах, не возбраняется, – заметила Маня,