стянуты. Плащ комком сбился под спиной.
Последняя нота затихала в воздухе, сидящая рядом со мной юная девушка отняла деревянную свирель от губ. Лицо ее было прекрасно и безумно, в глазах не светилось никаких смыслов, кроме смерти и крови.
Я разжал губы, выталкивая землю и траву, которые грыз в беспамятстве, и плюнул девушке в лицо слюной из добавочных желез.
Коллоидная кислота пробила лобную кость и вспухла облаком пены, мгновенно выжигая лавли мозг.
Скорее всего, она не успела уйти в Мир. В стабильном коллективе лавли образовалась новая свободная ниша.
Я привстал, разрывая гибкие лианы, которыми были связаны руки и ноги.
Вокруг меня сидели кружком с десяток лавли – все юные, красивые и безнадежно медленные для Защитника, созданного вторым Призывом. Их лица менялись, от удивления и восторга – им нравилась сопротивляющаяся добыча, – к растерянности и ужасу, по мере того как я выбивал им сердца и отрывал головы.
Живот ныл, организм вопил, требуя пищи, – волновая печать произвела Изменение, но боевые органы пришлось создавать из моих же человеческих.
У меня не было другого выхода, и я постарался не думать о том, что делаю.
Через тридцать секунд я выпрямился, чувствуя, как организм восстанавливает поврежденные ткани. Над пригорком звенели свирели, я чувствовал, как затихают четыре мелодии… вот одна из них смолкла и раздался звенящий смех.
Только бы не Ана!
У меня не было времени разбираться, я видел четыре группы лавли, над одной из которых зависли в воздухе клочья комбинезона стражи и кровавые фрагменты ее тела.
Поэтому я побежал к ближайшей группе, чей пленник еще жил.
Они и так-то были быстрыми, а когда поняли, что происходит, смогли ускориться еще больше. Но все-таки недостаточно. Мир связал их в единую сеть, но, кажется, их Мир тоже растерялся и не знал, что делать.
А с оторванными головами лавли жить не умели.
К последней группе я шел уже медленнее, старшая стража, которую я освободил первой, даже успела встать и срывала с рук путы.
Лавли попытались убежать.
Я не позволил.
Последнего я остановил, дернул к себе и снизил скорость восприятия мира до доступной ему. Это был длинноволосый тонколицый юноша, по которому на Земле девчонки сохли бы толпами. В облике Защитника я нависал над ним, как оживший кошмар.
– Я хочу, чтобы ты понял, – сказал я. – Понял и запомнил.
Кажется, он очень удивился тому, что останется жив.
В их сумасшествии оставалось очень много здравого рассудка.
– Теряя смыслы – теряешь себя, – сказал я. – На самом деле я еще не до конца с ними разобрался. Но разберусь. Вы хотели спрятать то, что было вам дорого, и отравить врага тем, что вам отвратительно. Но вы отравили только себя.
Я взял его ладонь и медленно, один за другим, сломал пальцы.
Он даже не закричал. Просто смотрел на меня, остолбенев.
– Я знаю один смысл, – сказал я. – Он прост. Никогда нельзя убивать свои смыслы.
Только в этом обличье я