давал, – мальчик заплакал. Женщина обняла его и тоже заплакала. Угрюмый вышел из темноты к огню. Пленный взглянул на снайпера и застыл в крайнем удивлении. Лицо вытянулось, глаза округлились, рот непроизвольно открылся. Выдавил пересохшим горлом:
– Угрюмый… живой!
– Откуда мой позывной знаешь?
– Та мы на тебя целый месяц охотились! Нам десять тысяч гринов обещали, – вражеский снайпер никак не мог отойти от удивления. – Я же своими глазами бачив попадание – бачив як твоя башка вбухнула от пули!
– Это вы моего заговоренного напарника завалили. А меня Господь уберег! – Угрюмый достал из нагрудного кармана поясок с молитвой «Живый в помощи».
– Не розумию! – все не унимался пленный. – Ты же ближе к посадкам сидел?
– Так точно.
– В тебя и попало. А второго рикошетом… всего ж сто пятьдесят метров было… – боец замолчал. Затем встряхнул головой и протянул: – Да-а-а…
– Слава Богу, я жив! – Угрюмый перекрестился, поглядел внимательно на пленного. – Тебя-то как звать?
– Мой позывной Кабан, – буркнул пленный.
Женщина пристально посмотрела на брата и тихо сказала:
– Ах вот как!
Кабан повернулся к ней и с улыбкой продолжил:
– А имя мое Мыкола! – затем к Угрюмому. – А як твое?
– Зачем оно тебе? Позывной знаешь – и хватит! – Немного помолчали. Костер почти потух.
– Ну что ж, – снайпер встал, – веди нас, Кабан. Только не как Иван Сусанин поляков.
– Может, без него пойдем? – спросила женщина. – Не верю я ему!
– Закинчуй, Тома! Я шо зовсим – ридных вбываты?! – Микола развел руками.
– Отож, брехун, – ответила сестра, – десять тысяч долларов? Кто ж тебя, укропа, знает?
– Отставить балаган! – резко приказал Угрюмый. – Выбора у нас нет – придется довериться Кабану! Пошли.
Половину ночи необычная группа пробиралась к позициям ополченцев. Несколько раз попадали под обстрел. Однажды под минометный. При первом же взрыве Кабан упал, закрывая собой мальчишку. Небольшим осколком проводника ранило в плечо. Угрюмый освободил пленника от пластиковых наручников, перевязал рану и вернул винтовку. Ближе к рассвету добрались до вполне безопасного места. В ополченскую зеленку.
– Ось и все, – остановился Кабан, – дальше без мене.
– Хорошо. Благодарю! – Угрюмый протянул руку. Кабан пожал.
– Скажи, – спросил Угрюмый, – зачем ты на панаму смайлик налепил, как покойный Рико?
– В память о друге.
– Будешь мстить? – Угрюмый тяжелым взглядом смотрел на Миколу. Тот отвел глаза. Пробурчал: – Война есть война.
– Лучше не делай этого! – искренне сказал Угрюмый.
– Почему? – Кабан удивленно вскинул брови.
– Потому что правда на моей стороне! А ты против своих родственников воюешь! Называешь их ватниками и российской армией! Бог – на моей стороне!
– И на моей тоже! – Кабан достал из нагрудного кармана матерчатый поясок с