усиков…
…И вот он, месяц за месяцем, стал бормотать всё громче и уже на всю казарму.
Также коротко – но неожиданно смело.
Даже, в конце концов, дерзко!
Прикажут ему выйти из строя – он шагнёт с наигранной широтой… и хахакнет как бы в смешной игре…
Очевидно было, что он попросту не понимает: как это так может быть, чтобы один человек другому человеку мог велеть стоять или шагать – всерьёз!.. а другой бы шагал или стоял – тоже всерьёз!..
Всем это было вроде бы просто забавно.
Но уже таилась в этих причудах какая-то странность и скрытность…
Наконец он всех командиров – от сержанта до майора – стал называть «министрами».
Сначала под нос…
Потом – прямо в глаза и упрямо!
…И – пошло-поехало.
Багоров… Багоров…
Багоров! Багоров!
Что ж – всем всё понятно.
Рядовым – потеха. Любому же начальнику – и чем выше он должностью и званием, тем очевиднее – страх, ужас, вплоть до краха карьеры!
Но раз в день воскресный…
Или это был у них, у южан, какой-то особенный день…
На самом свободном и открытом месте казармы, где всегдашние построения, – огромный образовался круг.
Громко, во всю свою природную – на тот миг далёкую! – громкость, бил-трещал барабан!
Как уверенно, как прочно!
Как крепко, понимающе крепко, забил в тёмные ладоши весь этот тесный черноголовый круг!
И… вышел Багоров.
Сам Богоров!
Хохот необычный в экзотичном том кругу привлёк всю казарму.
Вмиг громкий круг оброс светловолосой толпой!
Багоров – он, и без того статный, особенно тожественно и величаво выпрямился, вырос…
Вся казарма уже была в самом естественном и редкостном восторге!
Прибежал офицер, дежурный по роте, с красной повязкой на рукаве и в фуражке, пробился – вдруг по-детски улыбчивый! – в первый ряд толпы.
Барабан!
Барабан!
Как прорезавшийся, и неведомый, и красноречивый, язык!
Багоров – он, прямой и с вскинутым чёрным подбородком, развёл в стороны руки…
Как-то – опытно, умело!
Чуть опустил кисти с короткими, в черных волосиках, пальчиками…
Барабан!
Барабан!
Барабан!
Гром слаженный тёмных ладоней – как грозный грохот с недоступных гор!
Богоров!
Багоров!
Багоров!
Он – стройный, с распахнутыми руками и стоя на одной ноге… стал медленно подымать другую ногу перед собой…
Чуть согнутую ногу, в кирзовом-то сапоге, стал подымать, едва не падая назад, – всё выше и выше…
Со строгим серьёзным лицом! Сдвинув грозные чёрные брови к переносице!
…Всеобщий был в целом мире смех и восторг!
Не было ни казармы, ни части, ни забора с «колючкой»…
Был только солнечный и звонкий – накаченный людским духом и обжитый людьми – радостный Земной шар!
Земляк Багорова, с которым я больше, чем с остальными, дружил (я тогда писал стихи, а он считал себя похожим на Раджа