бессмысленными, и даже думать о них было слишком энергозатратно».
По мере ухудшения состояния Эрик терял аппетит – за следующие несколько месяцев он сильно похудел. Спать хоть с какой-нибудь регулярностью стало невозможно. Часто он просыпался, вздрогнув, за многие часы до будильника, лежал с широко открытыми глазами, переживая о своей болезни и о своем месте во вселенной, пока наконец не срабатывал сигнал. Тогда хотелось просто выключить будильник и проспать остаток дня.
Эрик продолжал ходить в школу, хотя предпочел бы весь день лежать под одеялом. Интерес к занятиям угасал, домашние работы выполнялись неряшливо, на скорую руку. Оценки, конечно, стали хуже.
Однако Эрика больше беспокоил его разум. Его бесконечно мучил вопрос: кто он, что он такое? Он чувствовал себя неправдоподобно, как будто актер на сцене, двигался сквозь ежедневную рутину и не ощущал, что он активный участник жизни, ответственный за свои мысли и чувства. Сейчас он отчетливо помнит, как сидел на уроке английской литературы, которую вообще-то любил, и смотрел на происходящее как абсолютно отстраненный наблюдатель:
«Мне стало интересно, не это ли значит “быть мертвым”. Впрочем, я был уверен: чем бы ни была смерть, она была бы лучше этого. По иронии судьбы мы читали монолог из “Гамлета” – “Быть или не быть?”. Но теперь он звучал иначе: раньше я слышал его миллион раз, как многие, но только сейчас по-настоящему понял, о чем он говорит».
Как бы то ни было, сравнение себя с расстроенным и измученным Гамлетом на время утешило Эрика. Но к февралю он был в глубокой депрессии, хотел умереть, содрогался от ужаса, когда думал о том, что впереди целая жизнь с работой и отношениями. Он мечтал стать стариком на пороге смерти, которому впереди ничего не светит, кроме блаженной вечной ночи. Но даже тогда, как выяснил Гамлет, чего только не снится человеку.
«Страх жить сковал меня точно так же, как страх умереть, – вспоминает Эрик. – Все, что я мог делать, – пытаться чувствовать себя нормальным, действовать как нормальный и молиться о том, чтобы однажды стать нормальным».
Несмотря на попытки скрыть свое состояние от родителей, им было очевидно, что у сына чудовищные проблемы. Сломленный настойчивостью матери, Эрик наконец во всем ей признался. Рассказал, что чувствует себя не человеком, а чем-то «роботоподобным», что продирается через дни и ждет, когда все закончится.
Родители Эрика закономерно встревожились и отвели его к школьному психотерапевту. Тот вынес заключение, что мальчик в глубокой депрессии, но не мог определить ее причину или очевидный триггер. Мать Эрика рассказала, что хронические проблемы с психикой (вероятно, в том числе и депрессия, которую тогда не диагностировали) были у ее собственной матери: она умерла в психиатрической больнице. Ни родители, ни брат Эрика депрессивными эпизодами не страдали.
Эрик начал ходить к психотерапевту каждую неделю, обсуждал с ним свои ощущения и способы повысить стрессоустойчивость, чтобы