перешли границы
Наставлений рая;
Бьётся сердце у девицы,
Но мольба пустая.
Да, она горит любовью,
Не вместить стихию,
Замерли в изгибе брови,
«Ахи» и стихи, и
Выпорхнула из часовни,
Не остановиться,
Пролетела до балкона
Выпущенной птицей,
На просторе отдышалась,
Счастьем ветер веет,
Понимает, что попалась,
И любовь сильнее.
Белый шарф не поправляет —
Статуя в движении,
Снег, соприкасаясь, тает
На слезе мгновенной,
Улыбается в восторге
И боится, хмурясь,
Не заметила, как зорька
Разгорелась бурей,
Громовой разряд окликнул,
Грохота добавил…
Возвернулася богиней
На часы мечтаний,
Но румянец не покинул,
Явны очертанья,
Няня, что за ней следила,
Пепелила взглядом.
Та счастливо и греховно
Шла, не видя люда,
Что в почтительном поклоне
Становился всюду.
И Тамара «отогрелась»
От привычной «дани»,
Почему-то есть хотелось
В ужин долгожданный,
Но, отведав по кусочку,
Словно ма'ла птичка,
Улетела в спальню дочка
С няней для приличья,
Приготовили засовы,
Балдахин и свечки.
Было выпрыгнуть готово
Девичье сердечко,
Вмиг надела без подмоги
Длинную сорочку
И, поджав по-детски ноги,
Окунулась в ночку…
…Он возник в её виденьях
С властным, гордым взглядом
И достойным поклонения
Боевым нарядом.
Вспоминала голос принца,
Тон, манеры, жесты,
Что сказал и сценки в лицах,
Где и в чём протесты:
«А какой был свет глубокий
Глаз, и кари очи!
Отвечал конкретно, чётко,
Голос низкий, сочный,
Мало пылкости и скупость
На слова и речи,
Но учтив и прям, не глупый…»
И плясали свечи.
На иконе лик бескровный,
Тень и зайчик плавный,
Теплился в её покоях
Образ православный.
«Я же только и краснела,
Медлила и злилась,
Долго думала и млела,
Что-то говорила.
Он хороший собеседник,
А рука «стальная»,
Перед свитою вельможей
Будто бы сияет,» —
Заполняются мгновения
Памяти Тамары,
И опять без дуновения
Словно умирает,
Но счастливая улыбка
На устах играет,
И не сразу, долго, зыбко
Дева засыпает…
…Как люблю влюблённых лица,
Милых и духовных,
Богом красота струится,
Жар