вокруг часовню в очередной раз, так и не найдя что-либо похожее на дверь или окно.
«Спасибо, что поздравила Татьяну, – услышала я уже знакомый голос за спиной. – Это я тебя сюда привёл.»
«Зачем? Ты так и будешь прятаться у меня за спиной?» – проворчала я.
«Нет, – услышала я тихий смех, – можешь поворачиваться».
Я быстро, боясь, что опять не успею его увидеть обернулась. Моему взгляду предстал молодой мужчина. – среднего роста, худощавый, тёмные вьющиеся волосы причудливо вились вокруг высокого лба. Одет в стиле а-ля 90ые – джинсы «варёнки», как будто вываренные самостоятельно на кухне в ведре с белизной, голубая джинсовая куртка и клетчатая флисовая рубашка под ней. Мужчину можно было бы назвать вполне привлекательным, если бы не тусклый, полный страдания взгляд карих глаз, которые даже, не смотря на лёгкую улыбку, оставались печальными.
«Здравствуйте», – растерянно произнесла я.
«Здравствуй, Евлалия, здравствуй! – все так же улыбаясь, кивнул мужчина и показал рукой вперёд. – Пойдём, я тебе кое-что покажу.»
Мы прошли немного вперёд и оказались у широкой кованой оградки, крашенной в серебристый цвет. За ней расположились три захоронения. Два высоких памятника из серого мрамора были без надписей, а на третьем, пониже, белыми витиеватыми буквами, было написано «Гаврил Косачек». Под именем шли цифры, но как не пыталась я их разглядеть, так и не смогла – они плыли у меня в глазах, словно под толщей воды.
«Не напрягайся, не стоит, – сказал мужчина, – ты и имя моё видишь здесь духовное. Не мирское».
«Зачем ты тогда мне его показываешь?» – удивилась я.
«Так положено, – пожал плечами он и добавил. – Поверь здесь не меньше заморочек, чем в миру. Даже больше!»
«Я это уже слышала. А другие памятники и правда без подписи? Или я их не вижу?»
«Без подписи, – виновато отвёл он взгляд, – они ещё только ждут».
«Кого?» – испугалась я, почему-то сразу подумав про Танюшку.
«Нет, не её! – улыбнулся во весь рот Гаврил. – Однако ты любопытна без меры, Евлалия! Не ожидал!»
«Говори, зачем привёл!» – огрызнулась я, удивляясь своему раздражению. Ведь к Рудакам я испытывала набор светлых чувств, от нежности до жалости, а тут… Тут глухое раздражение, с примесью злости и одновременно стыд за свои эмоции к незнакомому мне человеку.
«Татьяне расскажи про сон, она должна понять! – попросил он. – За чувства свои не стыдись, верные они. Я понимаю».
«Слушай! Понимает он! – огрызнулась опять я, не в силах перебороть себя. – Ты можешь просто объяснить и всё? Я уже передала Татьяне поздравление, и она знает, что ты её отец. Зачем столько тумана? Почему я должна лишний раз её расстраивать?»
Вокруг резко закрутился вихрь, поднявший неведомо откуда взявшуюся осеннюю листву, обвивая меня и Гаврила, словно воронкой. Он приблизился ко мне почти вплотную, и я почувствовала его ледяное дыхание. Колючий взгляд его карих глаз