ехидный голос женщины. – И долго ты ещё так шататься планируешь? А?»
«Прекрати, мать! – гаркнул басом мужчина, откладывая газету в сторону и вставая с дивана, умоляюще произнёс. – Сашка, а давай баню истопим? Пропарю тебя, как следует! Весь хмель выветрится сразу, а завтра проснёшься и в больницу. Подлечишься и заживём, сынок! Ещё лучше прежнего заживём! Давай?»
Сашка поднял на него воспалённые пьяные глаза, пытаясь сфокусировать зрение, и отрицательно мотнул головой.
«Да кого ты там лечить собрался?! – опять ехидно произнесла женщина, сверля несчастного презрительным взглядом. – Вот это чудо? Я тебя умоляю! Он как родился неудачником, так ему им и быть. Я знала, что с него ничего и никогда хорошего не будет!»
«Заткнись, сказал! – гаркнул мужчина, глядя на пытающего встать Гавриила. – Не слушай её, сынок. Дура-баба!»
«С чего бы это я дура!? – усмехалась женщина. – С того, что дурака на свет родила? А ты, слышь-ка, дурень, освободил бы нас уже от себя! Знаешь, как это сделать? Вот и сделай! А мы поплачем и забудем! И тебе легче, и нам нервы никто трепать не будет!»
Мужчина, открывая и закрывая в шоке рот, подлетел к женщине, хватая её за грудки. Гавриил уверено, как будто резко отрезвев поднялся и, вскинув на неё тоскливый взгляд, спросил, как мне показалось с надеждой:
«Поплачешь? Ты? Ну что же…»
«Не слушай её, Сашка! Не слушай! – подлетел к нему мужчина, хватая его за плечо. – Сама не знает, что мелет…»
«Всё нормально, отец! – одёргивая его руку и идя по направлению к лестнице, на удивление твёрдой походкой. – Я наверху».
На изображении появилась чердачная комната, со сводами крыши вместо стен, посередине которой стояла кровать с разбросанными постельными принадлежностями, рядом с ней колченогая табуретка, на которой сиротливо примостилась литровая банка с водой.
Гавриил упал на кровать лицом вниз и застыл, снизу доносился визгливый голос женщины вперемешку с басом мужчины. Отдельными словами долетала брань и ехидный смех. Разобрать, что говорили, я не смогла, но предполагала, что речь идёт о Гаврииле. А тот, полежав несколько минут, пытаясь зажать уши руками, вдруг резко встал, вытянул ремень из джинсов, вскочил на табурет и через секунду уже висел, вздрагивая. Я зажмурила глаза и услышала звук падения тела и истошный крик женщины.
– Открывай, – раздался голос Гавриила, – всё уже! Прости, но так было проще, чем, если бы я рассказывал.
– Ужас, – произнесла я, поднимая, полные слез глаза, – кошмар! За что она так с тобой?
– Да ни за что, – пожал плечами он, – так и не проснувшийся материнский инстинкт, злость за раннюю потерю материнской опеки. Мать её, моя бабушка, на меня переключилась сразу, как я родился, а она ещё сама дитя дитём была. Плюс не сбывшиеся желания, касаемые её карьеры, неподъёмным грузом вины легли на меня. Хотя никто не мешал ей учиться и строить эту самую карьеру, но всегда проще обвинить кого то,