бы и Альфред Великий, и несчастная мать семейства, дрожащая от страха в своей хижине на берегу Сены.
Цивилизация означает не только энергию и волю и не только творческий потенциал, а еще и нечто иное, чего у древних норманнов-викингов не было, хотя уже в их времена ростки этого «чего-то» начали вновь прорастать в Западной Европе. Как определить, что я имею в виду? Если совсем коротко, это ощущение постоянства. И скитальцы, и завоеватели пребывали в непрерывном движении. Им не было нужды заглядывать вперед – дальше следующего марта, следующего похода, следующей битвы. А значит, не было и нужды строить каменные дома или писать книги. Едва ли не единственным уцелевшим каменным сооружением, которое появилось раньше мавзолея Теодориха, является баптистерий в Пуатье. Об архитектуре тут сказать особо нечего. Строители попытались заимствовать у римлян некоторые элементы – капители, фронтоны, пилястры, – забыв, увы, об их назначении. Но в этой жалкой попытке хотя бы просматривается идея соорудить нечто долговечное. Не просто вигвам. Цивилизованный человек, как мне кажется, должен ощущать свою принадлежность к определенному пространству и времени, осознанно заглядывать вперед и оглядываться назад. А для этого весьма полезно уметь читать и писать.
Более пятисот лет это умение было редкостью в Европе. У нас не укладывается в голове, что столько веков практически никто из мирян, от императоров и королей до рядовых подданных, не владел навыками чтения и письма. Да, Карл Великий в конце концов выучился читать – и только. На склоне лет он держал возле кровати восковые таблички, чтобы упражняться в письме, но все его старания пошли прахом. Альфред Великий, человек незаурядного ума и таланта, в сорок лет овладел грамотой и оставил после себя несколько книг, хотя нельзя исключить, что писались они под его диктовку при участии узкого круга ученых советников. Люди, облеченные властью, даже из среды духовенства, как правило, пользовались услугами секретарей, которые записывали их мысли и распоряжения, о чем свидетельствуют миниатюры в рукописных книгах X века. Представители высшего клира, разумеется, свободно читали и писали, и портреты евангелистов – непременные (а иногда и единственные) иллюстрации в древних манускриптах – можно считать подтверждением этого факта, воспринимавшегося в X веке чуть ли не как доказательство богоизбранности. В то же время святой Григорий, сам великий Григорий Двоеслов, предстающий на резном окладе X века ревностным поборником учености, по слухам, уничтожил многие античные литературные памятники и даже целые библиотеки, дабы верующие не соблазнялись ими, а изучали бы Священное Писание. И он был отнюдь не одинок в своем порыве. Учитывая тогдашнюю нетерпимость ко всему языческому – вплоть до физического истребления, можно только удивляться, каким чудом литература дохристианской старины частично уцелела. Уцелела едва-едва, по правде говоря. Чтобы остаться наследниками греко-римской Античности, нам пришлось буквально протиснуться сквозь игольное