решил осмотреться. Мы находились в небольшой пещере, которая теперь имела лишь один выход – под узкой аркой, украшенной переплетающимися рогатыми змеюками. Арка, несомненно, была делом рук человека, что показалось очень странным. Всё это место было настолько далеко от чего-либо присущего человеку, поэтому всякое свидетельство пребывания здесь людей казалось по крайней мере неуместным.
Сама пещера напоминала куполообразный шатёр с плоским основанием диаметром порядка десяти метров. Я в настоящий момент находился в своеобразном аппендиксе – полутораметровом тупике, остальные члены группы потерянно стояли посреди пещеры, рассматривая серые стены. Судя по испуганным лицам, явление лохматой тварюки с когтистыми щупальцами не прошло мимо их внимания.
Кто-то остановился около меня и, потянув за воротник куртки, очень ласково сказал:
– Честное слово, ты не представляешь, как мне хочется вышибить твои сраные мозги из твоей сраной головы. – Вобла слегка помедлила и, хмыкнув, пояснила: – Это же надо, единственный человек, который имел возможность задержать это уродище, поставил автомат на предохранитель!
– Всё хорошо, что хорошо кончается, – достаточно внятно сказал я. – Отвали от меня, пожалуйста. Не порть настроение.
– Я тебе испортила бы… – неопределённо протянула Вобла и отошла, бормоча о траханых дегенератах, понапрасну жрущих свой хлеб.
Кстати, о хлебе насущном. Слегка оправившись от полученного стресса, начавшего покрываться лёгкой корочкой забытья, я ощутил в желудке пустоту. Оставалось надеяться, что пришло время принятия трапезы.
К счастью, так и было.
Теодор, несколько оклемавшийся после произошедшего, вышел на середину пещеры и слегка подсевшим голосом объявил остановку на ночь. В связи с этим меня незамедлительно вытряхнули из моего рюкзака, где, как оказалось, и находился определённый запас продовольствия. Появились буханки хлеба, упакованные в полиэтилен, и жестяные банки с яркими наклейками, извещающими о том, что они содержат тушёнку. Удивительно, как при таком количестве банок у меня вообще сохранился позвоночник. Каждому досталось по четверти буханки слегка несвежего хлеба и по банке тушёнки. Не могу сказать, что мои глисты остались довольны подобным ужином, но я быстро успокоил их, указав, что он мог достаться врагу. Вместе со мной. Банка опустела, и, поелозив последним куском хлеба по её блестящим внутренностям, я с огромным сожалением окончил принятие пищи.
Оторвавшись от бесполезной жестянки, я обнаружил, что большинство справилось со своей задачей намного быстрее и начало переходить от активной части отдыха к пассивной. Собрались дрыхать. Двое учёных-дутышей задремали так же, как и сидели – прислонившись спинами к стене. Третий свернулся калачиком на своём рюкзаке. Около четвёртого (точнее, четвёртой) уже сидел Серёга и что-то настойчиво втолковывал, размахивая руками. Девушка (весьма даже ничего!) обречённо кивала и бросала тоскливые взгляды по сторонам. Юра забился между двумя