со скепсисом относился ко всем новациям, больше упирая на традиции. Нутром чувствовал: кое-что поменяется в этой стране, но многое останется. А если чуть устареет, то не исчезнет. Так и случилось. Может быть, потому мне нравится жить в Англии. И больше нигде.
Теперь мне хотелось рассказать Саше о том, что случилось за четверть века, которые мы не связывались. И ещё больше мне хотелось узнать, что стало с авторской «Панорамой» и её основателем. От общих знакомых я слышал о музее Булата Окуджавы, который создал Половец в Москве, о его книгах. Уже списавшись с Сашей, я узнал, что про одного из его героев как раз в тот момент снимается сериал на Московском телевидении…
Я всегда испытывал к Саше личную симпатию, мне нравилась его терпимость. Хотя, не зная его намерений, меня в конце 90-х настораживали все, кто связывал свои планы и проекты с Россией. Саша оставался в моём представлении, прежде всего, умным и терпимым редактором «Панорамы», повёрнутым лицом к честной, независимой журналистике. Но жизнь брала своё. Половец видел, как начиная с середины 90-х набирал силу обратный процесс – газетное воровство и пиратство, когда зарубежные издания живут практически на российских «выжимках». В 1998-м Половец едет в Москву на Конгресс зарубежной русской периодики, наивно полагая, что прекратить пиратство – одна из целей Конгресса. Убедившись в обратном, он вскоре уходит с газетной работы.
Оглядываясь назад, спрашиваю себя, был ли у меня повод сравнивать ту «Панораму» с другим русскоязычным зарубежным изданием? Да, был. Я позвонил редактору парижского «Континента» Владимиру Максимову в Париж из лондонской «Русской службы» Би-би-си, прочитав в его журнале статью о Всеволоде Кочетове. Меня удивила эта статья Ю. Идашкина, где, по сути, обелялась одиозная фигура Кочетова, возглавлявшего не только журнал «Октябрь», но и всё, что за ним стояло. Речь не о литературном противостоянии «Новому миру» – тут не о чем говорить: всё талантливое печаталось у Твардовского, а графомания шла к Кочетову Меня интересовало отношение журнала «Континент» к Кочетову, как писателю и общественному деятелю. И я предложил редактору и хозяину свою статью с критикой позиции Идашкина, очевидно, близкой Максимову. Ну, и помню, поддел: ведь не напечатаете в «Континенте». А он – присылайте, напечатаю… И напечатал. Правда, в конце номера в разделе «Наша почта». Статья моя была в десять страниц. Ничего себе письмо! Да и с редакционным примечанием: «Мы готовы напечатать и любое иное мнение по поводу статьи Юрия Идашкина «Всеволод Кочетов, каким я его знал», опубликованной в № 63 нашего журнала». Победный для демократии в России 1991-й ещё не закончился, но уже ощущался откат в бескомпромиссной оценке советского прошлого. Удручало, что с годами откат усугублялся. Помню, в 1995-м Владимир Максимов незадолго до смерти дал интервью, где каялся: «Сегодня я вынужден пересмотреть и свою собственную диссидентскую деятельность, по-иному я смотрю и на издание журнала «Континент». Потому я очень обрадовался