этого на самом деле не происходит.
– Какая Анжела?
– Мело.
Анжела Мело. Сейчас мертвый сезон на острове, размеры которого составляют четырнадцать миль в длину и три в ширину. Здесь все всех знают. Но он прав. Анжела Мело. Бет ее не знает. Но Петра наверняка должна.
– Ты зовешь ее Энжи?
Он вздыхает и переступает с ноги на ногу, и на его лице отражается внутренняя борьба, как будто впервые за все это время она задала ему слишком личный вопрос.
– Да.
Бет сосредоточенно рассматривает белую кафельную стену позади него. Ей так больно, что невозможно дышать. Джимми занимается сексом с женщиной по имени Анжела Мело. Энжи. Она представляет, как он, обнаженный, целует ее губы, ее грудь, ее всё. Интересно, он хотя бы презервативами пользуется? Эта мысль вызывает у нее слишком большое смущение и гадливость, чтобы задать ему этот вопрос.
Она идет обратно в спальню и опускается на свой край кровати, не понимая ни что делать, ни что говорить, ни какие чувства испытывать дальше. Забраться обратно в постель, проснуться и начать день заново. Главное – не ходить за почтой. Джимми, который зачем-то пошел за ней, стоит столбом рядом с кроватью и чего-то ждет.
– И давно это продолжается? – спрашивает она.
– Прилично.
– Прилично – это сколько?
Он мнется.
– С июля.
Она не знает, что́ ожидала от него услышать. У нее в мозгу не сложилось ни конкретных подозрений, ни возможных сценариев. Несколько случайных ночей. Может, месяц или два. С июля? Она отсчитывает в уме месяцы. Слишком много случайных ночей, чтобы она могла подсчитать их или нарисовать в своем воображении. По ее лицу начинают струиться горячие слезы.
«Черт тебя подери, Бет, не реви. Не смей раскисать».
Она не хочет чувствовать себя жертвой. Это слишком банально. Но она ничего не может с собой поделать. Сдавшись, она против воли принимается рыдать на своей половине кровати, в то время как Джимми по-прежнему стоит столбом в нескольких шагах от нее.
– Ты ее любишь? – спрашивает она, с трудом выдавливая из себя слова, бессмысленные и бесполезные.
– Нет.
Она принимается внимательно рассматривать лежащие на коленях руки, кольца – обручальное и то, которое он преподнес ей по случаю помолвки, – к которым прилагались обеты, оказавшиеся на поверку пустым звуком, потому что ей страшно посмотреть на него, страшно задать себе вопрос, говорит он правду или обманывает. Он обманывает ее уже несколько месяцев, так что, вполне возможно, сказал неправду и сейчас тоже. Раскусила бы она его сейчас, если бы посмотрела ему в глаза? Что она вообще о нем знает? Еще десять минут назад она ответила бы на этот вопрос: «Все».
Она закрывает глаза и спасается слезами. Должно быть какое-то логическое продолжение. Не может же она сейчас просто спуститься вниз, допить свое какао и пойти пылесосить.
– Думаю, тебе лучше уйти, – говорит она. – Съехать куда-нибудь в другое место.
Он неподвижен. Бет прекращает плакать и затаивает дыхание