пустые отношения, устраивая Дергачеву слезливые сцены и грозя карами небесными. Наконец, Дергачев заявил ей открытым текстом, что свидания закончились и смысла что-то возобновлять и сохранять он совершенно не видит. Веселая повариха, проплакав пару дней, подала заявление на увольнение, и мужики остались без обедов, а Дергачев без секса.
Исчезновение Людочки никак не сказалось на настроении Дергачева. Он продолжал держаться особняком, периодически впадая в ступор от одолевающих мыслей. Огромный сварщик перестал обращать внимания на странности коллеги, лишь иногда принудительно выводя Женьку из состояния нирваны. Дергачев часто ловил себя на мысли, что отдал бы последнее, чтобы снова оказаться в том домике, который никак не хотел покидать его сознание. Предательский голосок в его голове напоминал ему, что однажды он так и сделал и только в результате этого домик на берегу на какое-то время стал его временным пристанищем. Если бы Женька был с собой до конца честным, то признался бы сам себе, что вовсе не домик у моря так тревожит его сердце. Но Дергачев упрямо продолжал придерживаться своей собственной версии. С трудом дождавшись окончания вахты, Женька засобирался в Москву. Прямых направлений до приморской деревушки все равно не было и визит в столицу был неизбежен.
Стоило Женьке шагнуть на перрон московского вокзала, как его сердце тут же зашлось в бешеном галопе. По сути в столице ему нечего было делать, поскольку здесь для него не было даже возможности снять себе квартиру. Эти траты сожрали бы значительную часть его денег, заработанных вахтой, а бродяге нужно было продолжать оставаться экономным. Однако просто уехать Дергачев не находил в себе решимости. Он медленно брел вдоль перрона, раздумывая, стоит ли вообще надолго задерживаться в Москве. Скорей всего, Тихон выписал его из квартиры, вычеркнул из своей жизни, и не было смысла ворошить прошлое воспоминаниями. Однако, несмотря на весьма здравые мысли, Женька продолжал тащиться неизвестно куда. В столицу шла осень, заявляющая о себе пронзительным ветром и мелким занудным дождем, превращающим знакомые пейзажи в размытые пятна. Пройдя полгорода, Женька оказался в знакомом дворе, и теперь, с удивлением озираясь по сторонам, он пытался сообразить, как попал сюда. Дергачев присел на скамейку возле подъезда и закрыл глаза. В его голове тут же возникли варианты возможного диалога с ученым, от которых Женька пытался тут же избавиться. Возможно он слишком много приписывал этому человеку, поскольку за все время их непонятного знакомства, Дергачев ни разу не видел, чтобы Тихон занимался чем-нибудь, отдаленно напоминающим научную деятельность. Те записи могли оказаться бог знает чем, а то, что бродяга дополнил их в своем воображении гениальными изобретениями, оставалось только его собственными фантазиями. Правильней всего было бы просто подняться и отправиться на вокзал, взять билет и ехать к милому сердцу побережью, однако Дергачев упрямо продолжал сидеть и ждать. Был конец рабочего дня и Тихон наверняка сейчас где-нибудь в