слишком распространенное имя, а Эрик, хотя и посвятил свою профессиональную жизнь оцифровке негативов, отказывается подчиниться неизбежной оцифровке своих мыслей, приемов пищи и местоположения (то ли в силу уверенного в своей правоте луддизма[6], то ли по причине общей устарелости), так что найти ее через него я не могу, и не сплю по ночам, просматривая твиты десятков рядовых белых женщин, – ищу в них подсказки, но нахожу лишь перекрестные совпадения. На седьмом свидании мы по-прежнему не занимаемся сексом, и это начинает становиться оскорбительным, но я готова на любое унижение, лишь бы получить желаемое, так что на девятом свидании, после того, как мы уже месяц общаемся вживую, в ход идут бананы и фруктовый лед на палочке; я затаскиваю его в кабинку туалета за лацканы пиджака, так далеко я захожу в своих угрозах, а он смеется и мягко велит мне перестать, потому что он немного старомоден и находит мое поведение вызывающим. Поскольку мое смущение обычно сменяется гневом, я отталкиваю его и, к моему удивлению и радости, Эрик толкает меня в ответ. Его раскаяние мгновенно и безмерно, но я успеваю запомнить выражение его лица, полуоткрытый рот, радость, с которой он упражняется в своей силе. И прикосновение его руки, когда он помогает мне подняться, будет поддерживать меня в течение следующих пяти дней, потому что одно из правил гласит: его жена может менять правила по своему усмотрению, и, согласно недавним изменениям, теперь мы можем видеться только по выходным. Поэтому в воскресенье он, к сожалению, поднимается ко мне, потому что это единственное место, где у меня есть шанс заставить его раздеться. Запах рыбы выветрился, но на диване в гостиной устроилась моя соседка в устрашающей маске с витамином С и стрижет ногти на ногах, – до этого момента мне довольно успешно удавалось скрывать степень своей нищеты. Но теперь Эрик увидит драный линолеум и кастрюльки, стоящие на полу в ванной, потому что с потолка капает; поймет, что не столько водил меня по ресторанам, сколько подкармливал. Когда он поднимается по лестнице, на его лице появляется выражение радостного недоверия, как будто происходящее ужасно, но настолько впечатляет своей новизной, что он не против продолжать. Он закрывает за собой дверь, и моя соседка вопросительно вскидывает брови под маской, – даже в собственной квартире я не застрахована от этого взгляда, отмечающего неравенство между мной и Эриком, которое и в Нью-Йорке привлекает внимание официантов и таксистов и которое Эрик совершенно не замечает, в то время как я регулярно киваю, что да, мы вместе, и да, принесите нам один счет.
Чтобы попасть в мою спальню, нужно из ванной пройти в кухню, и уже из кухни в комнату, поэтому получается что-то вроде обзорной экскурсии, но он так добр, что даже не задает вопросов о тарелке с разваренными макаронами, которую моя соседка оставила на бачке унитаза. Когда я запираю дверь в спальню, он выглядит так, как будто находит происходящее весьма авантюрным, хотя в какой-то момент у него на лице и мелькает легкое беспокойство. Я вижу, как