накидки из ткани кенте.
Пока мы пробираемся к шкафчикам, где можно оставить вещи, за стендом с Багзом Банни блюют отец и сын. Я открываю свою ячейку; внутри лежит подгузник. Эрик замечает это и зовет уборщика. Он извиняется передо мной – не столько за подгузник, сколько за выбор места для встречи. Мне это не нравится. Мне не нравится, что я в первую очередь думаю о том, как не задеть его чувства вместо того, чтобы предложить пойти куда-то еще. Что теперь нам обоим во время свидания придется пережить мои попытки доказать, что Я Отлично Провожу Время! и что Это Не Твоя Вина!
Месяц разговоров в интернете – это слишком долго. У меня чересчур разыгралось воображение. Я предположила, что свидание пройдет хорошо, основываясь лишь на том, как свободно он обращался с запятыми. Но в жизни все по-другому. Начнем хотя бы с того, что я не быстро соображаю. В диалоге лицом к лицу нет времени на то, чтобы обдумать свои слова или составить умный ответ в заметках на телефоне. К тому же в расчет нужно принимать жар плоти. Близость к мужскому телу, сладкий, мускусный запах пота, пробивающийся через одеколон, животный взгляд. Мужское глубокое, адреналиновое безумие, хрупкость вынужденной сдержанности. Я чувствую это на себе и внутри себя, будто мной уже овладели. Когда мы переписывались, то оба самостоятельно заполняли лакуны, додумывали невысказанное. Мы заполняли их надеждой на лучшее с тем томлением, которое приукрашивает и искажает. Мы ходили на обстоятельные воображаемые ужины и говорили о том, как боимся предстоящих приемов у врача. Теперь никаких лакун нет, и когда он намазывает мне спину солнцезащитным кремом, это одновременно и чересчур, и недостаточно.
– Так хорошо? – спрашивает он, и его дыхание обжигает мою шею.
– Ага, – отвечаю я, стараясь не придавать этому телесному контакту большее значение, чем есть на самом деле. Хотя его ладони восхитительны. Они теплые, широкие и мягкие, а у меня уже несколько месяцев не было секса. В какой-то момент я уверена, что сейчас расплачусь; это меня совсем бы не удивило, потому что плачу я часто и по любому поводу (особенно из-за того рекламного ролика «Олив Гарден»). Я извиняюсь и бегу в туалет, где, глядя в зеркало, заверяю себя: существуют вещи поважнее того, что происходит со мной сейчас. Фальсификация результатов выборов, например. Или фирмы по производству генеалогических тестов, продающие результаты моих анализов государству.
Нужно же еще стараться выглядеть сексуально, пока со свистом мчишься с очередной американской горки в парке развлечений. Подобно большинству белых, которые будут преспокойно есть в лесу фасоль из банки, не обращая внимания на свежие фекалии бродящих где-то рядом голодных медведей, Эрик с легкостью мирится со смертностью своего рыхлого тела. Я же полностью отдаю себе отчет в том, сколькими способами могу умереть. Так что когда подросток, сотрудник парка развлечений, со вздохом затягивает на мне ремень и тянется к рычагам аттракциона, я думаю обо всех своих незавершенных делах: недоеденной