понадобился почти час, чтобы туда добраться. Гуров позвонил в дверь квартиры на восьмом этаже стандартного двенадцатиэтажного дома. Дверь ему открыла девушка среднего роста с таким милым, привлекательным личиком, что сыщик сразу понял, почему Бушуев увлекся ею. Голубые глаза, красивые губы, которые непрестанно несли на себе улыбку, длинные волосы соломенного цвета – все в облике Кати привлекало внимание. Проследовав за юной хозяйкой в глубь квартиры, Гуров вспомнил, что уже видел это лицо на полотнах в мастерской Брательщикова и в квартире Бушуева. «Да, такую девушку невольно хочется рисовать, – подумал он. – И не в какой-то мрачной обстановке, а в самой веселой, жизнерадостной».
Тут он очутился в комнате, которая служила мастерской. Здесь тоже было много картин. Гуров сразу заметил разницу между дарованиями хозяйки этой квартиры и двух художников, чьи работы он видел до этого. Катя была мила, но как художник не представляла собой значительной величины. К тому же ее тянуло изображать такие же красивые объекты, как она сама – Гуров заметил несколько натюрмортов с цветами и вазами и пару пейзажей.
– Садитесь, господин полковник, – пригласила хозяйка гостя, указывая на изящное кресло. Сама она села в такое же кресло напротив – не слишком близко, но и не далеко, так, чтобы гость хорошо ее видел и всегда мог ею полюбоваться. – Да, вы сделали совершенно правильно, что первым делом пришли ко мне. Я была для Игната самым близким человеком, ближе у него никого не было.
Гуров не стал огорчать хозяйку и уточнять, что до нее он уже успел посетить двоих. Вместо этого он спросил:
– Разве друзья Бушуева – Брательщиков, Могильный, Прянчиков – не были для него близкими людьми?
– Нет, что вы! – воскликнула прекрасная Катя. – Конечно, Петя был довольно близким другом, это надо признать. Но разве кто-то может быть ближе, чем любимая? Даже сравнивать смешно! Что касается Славы – тут еще надо взвесить, чего там было больше, дружбы или зависти. Мне вот кажется, что зависти. Слава ходил к Игнату, чтобы бередить эту зависть, растравлять ее. Знаете, это как иногда человек ковыряет у себя болячку. Вот так же и Слава.
– А не мог Могильный, если он так сильно завидовал Бушуеву, не выдержать и убить его?
Глаза девушки, и без того большие и бездонные, еще больше расширились.
– Вы знаете, наверное, мог! – воскликнула она. – Вот вы сейчас спросили, и я поняла: конечно, мог! Он тоже человек искусства, тоже получил часть вечного огня от нашего учителя…
– Вы имеете в виду Закатовского? – уточнил Гуров.
– Да, конечно, я говорю о Константине Евгеньевиче. Слава тоже входил в число друзей учителя, как и Игнат. Но в нем, в Славе, есть что-то темное, злое. Так что он вполне способен на убийство.
– А кто еще входил в число близких людей Бушуева? Кто приходил к нему, кроме художников? Я везде слышу одни и те же имена: вы, Брательщиков, Могильный…
– Да кто только к нему не приходил! – воскликнула прекрасная хозяйка. – К Игнату, можно сказать, ходила половина города. Его талант