сейчас все мальчики стали, в брюках все ходят. А тогда нет. Раз уж шаровары надел, значит, мальчик. Вот так вот. И где какой праздник, везде нас Мария Никитична туда таскала. Как-то мы с хором даже на партийной конференции в филармонии выступали – пели, поздравляли. В общем, все время в Красном уголке пропадали.
В Красном уголке
в костюмах для украинского танца. Ноябрь 1939 года
А какой двор у нас был, какой двор был, боже мой. Только в сказке может быть. Большущий-большущий. Даже фонтан был посредине двора. Вдоль всего двора деревья были, кусты акации кругом посажены, газоны, клумбы. Все это мы, жильцы, садили, поливали. На праздники мы с Марией Никитичной двор украшали – лампочки проводили, флажки делали. И родители, жильцы дома, тоже помогали. Сцену, скамеечки строили. Люди сидели и стояли вкруговую. И мы на этой сцене выступали, танцевали. В общем, вот такая жизнь была насыщенная у нас. И двор был великолепный.
В воскресенье Мария Никитична собирала нас всех с родителями, бабушками – и на Шарташ. Вот где сейчас мост на Малышева, здесь была конечная остановка. Там за мост заходили и уже ягоды собирали и шли до озера мимо Каменных палаток. И на Каменные палатки обязательно залезали. Вот такая Марья Никитична была у нас. Всю жизнь она там работала, в этом Красном уголке. По крайней мере, до войны.
Еще мы в подъездах дежурили. Помню, я была ответственной за девятый подъезд. Следила, чтобы не царапали, не сорили. Потом шла комиссия и проверяла. Мой подъезд был самый чистый. И я получила премию – розовый ситец с белыми горохами. Бабушка из него мне сшила шикарное платье.
А дома у нас жили две собаки. Одна была большая, охотничья, Ральф его звали. С ней Вячеслав, мамин брат, на охоту ходил иногда. А жил Ральф у нас. И маленькая собака была, шпиц Мирка. С Миркой прадедушка в церковь ходил. Однажды днем, когда мне было лет шесть-семь, мы с Тамарой остались дома одни, с собаками. В спальне на окне было много цветов. Я цветы в сторонку отодвинула, открыла окно настежь. Села на окно, ноги спустила вниз на улицу. И сижу, песни пою.
Вдруг по Механической собака побежала, залаяла. А Ральф на кухне был. Услышал, что на Механке лают, и как кинулся бежать к окну. Сходу меня в спину – бух. И я вниз полетела. Помню, что когда летела, одна мысль у меня была – как бы головой не удариться, как бы голову сберечь. Я вылетела, заорала. Тамара к окну прибежала. Ральф лает. Мирка около него бегает, тоже лает. Я ору под окном. Мимо мужчина какой-то идет, он видел, как я вылетела. Начал меня успокаивать. Оказалось, что это мамин знакомый, муж маминой подруги, они жили рядом в нашем доме. Он мимо проходил. И он меня знал. Он знал, а я-то не знала. Он меня взял на руки. А вход с Механической тогда закрыт был. Только с Пушкинской зайти можно было. Надо было идти по Ленина, по Пушкинской, потом во двор зайти. А я все ору. Он меня несет, а я бьюсь, ору.
Конец ознакомительного