познакомить его с Гошей и Кешей. Получив обычные чаевые, сторож привел приятелей. Новые знакомые предложили приятелям сбыть партию японских приемников. Те, почувствовав, что можно крупно заработать – согласились. Их пригласили в фургон посмотреть аппаратуру. Ничего не подозревая, Гоша и Кеша нагнулись над большой картонной коробкой. Два выстрела в затылки, оборвали начатое дело. Веселый парень и шофер, плотно связав тела, упаковали их в длинную коробку, не забыв сделать контрольные выстрелы.
«Газель» спокойно выехала со двора и растворилась в потоке машин. Сторож, занимаясь своими делами, не слышал выстрелов, а на отъезд машины, исчезновение приятелей, не обратил никакого внимания.
Труппы привезли к Финскому заливу и переложили на катер, который утопил их подальше от берега. И все было бы хорошо для бандитов, но шторм выбросил тела на берег. Милиция, давно наблюдавшая за действиями этой банды, вышла и на это убийство. Правосудие восторжествовало и в отношении убийц, и в отношении Гоши и Кеши.
Мне было жаль этих парней. Я их считал не злобными, а просто дурными и жадными до денег. Им хотелось «все и сразу», намучившись от нищеты и попав в водоворот ценностей, они решили, что стали «акулами» в жизни, но были проглочены еще более крупными хищниками.
Две Ольги – два Олега
Осень – счастливое время для художника. Я очень любил рисовать природу в это время. Особенно мне нравился октябрь: когда почти вся листва покидает ветви деревьев, и через оголенные места видны небо и пейзаж далеко позади стволов. Вся эта волшебная картина черных линий ветвей и туманной голубой дали вызывает у художника большой прилив творческой энергии. Многие художники уходят в парки, выезжают за город, а мне, в девяностые годы, нравилось рисовать на Смоленском кладбище Васильевского острова. Кладбище было заброшенным, центральная часть еще хранила какой-то порядок, а по краям, ближе к дорогам, была полная разруха. Эта разруха давала определенное очарование пейзажу: затопленные могилы, кустарник, камни, кое-где части разрушенных памятников, разбитых склепов. Вечером все это облито красно-оранжевым светом заходящего солнца; утром другая картина – голубой туман постепенно снимает занавес с видимой картины. Со стороны речки Смоленки, справа находилось надгробие в виде креста – памятник умершему от ран командиру полка в Первую Мировую войну. Этот крест, обвитый плющом и прикрытый кустарником, с поредевшей листвой при вечернем солнечном освещении являл собой чудесную картину. Не менее двадцати этих пейзажей были мной потом исполнены. Немного подальше старые захоронения были уничтожены, и на их месте появились новые памятники. Особенно были заметны два черных мраморных памятника. Один простой, вертикальная плита с золотым тиснением портрета погибшего солдата и краткой надписью. Другой, похож на мавзолейный вход классической архитектуры – молодого человека и пожилого мужчины с портретами и витиеватой надписью. По субботам около этих могил я видел двух нестарых женщин. Одна