посмотрела на меня, но никак не прокомментировала мои слова, а лишь обратилась к папе и спокойно сказала:
– Доедай.
После обеда она аккуратно сложила баночки в термобокс и произнесла:
– Тедди, ты знаешь, откуда твоя Мамочка родом?
– Локронан, – ответил я, – это в Бретани. Во Франции.
Это все, что я знал. Мамочка никогда не говорила о своих родных краях.
– В моей деревне был один мальчонка.
Мамочка посмотрела на озеро и дальше, казалось, стала разговаривать уже не со мной.
– Его родители умерли от страшного гриппа, который прошел по Локронану, как нож сквозь масло. Мы делились с ним чем только могли. Только вот у нас и самих было совсем немного. Он спал в нашем амбаре с овцами и ослом. Его имени я уже не помню. В деревне его звали Пемок’хом – в переводе с бретонского это означает «кабанчик» – потому что он ночевал в хлеву вместе со свиньями. Каждое утро Пемок’х подходил к двери нашей кухни, я давала ему стакан молока и полбуханки хлеба. А иногда, по воскресеньям, жир, остававшийся после приготовления говядины. На следующее утро он приходил опять. Я давала ему объедки со стола. Ботву молодой репы, битые яйца. Благодарил он меня всегда трижды. Trugarez, trugarez, trugarez. Мне никогда этого не забыть. Порой он был так голоден, что у него дрожали руки. За эту скудную еду он целыми днями работал в поле у моего отца. Долгие годы. И благодарил всегда от чистого сердца. Этот мальчонка знал, что такое человеческая признательность. И знал, насколько ему повезло.
Она встала и сказала:
– Теперь мне полагаются законные полчаса.
Папочка кивнул. Она ушла – в синем платье на фоне голубого неба. Мамочке никогда не бывало жарко.
Несмотря на кофе, Папочка крепко уснул, глубоко надвинув на лицо шляпу. Спал он теперь чуть ли не постоянно. Со стороны могло показаться, что каждая минута бодрствования истощает его силы. Краснолицая женщина не сводила с нас глаз. На нашу троицу она обратила внимание, еще когда кормила обедом ребенка. Я представил, что она так покраснела лицом оттого, что жутко обварилась кипятком, и жить ей осталось всего ничего. Всеми силами желал ей смерти, но день по-прежнему лишь клонился к закату. У дальнего берега озера, где линия роста деревьев подходила вплотную к кромке воды, затеяли свои игрища чирки. Папочка храпел. Когда его оставляли со мной, ему не полагалось спать.
Незадолго до этого на озере пропал мальчонка. Порой сюда на выходные привозили воспитанников детских домов. А может, привозят и сейчас. Вечером мальчик не пришел к автобусу. Время от времени я представлял, что с ним произошло, и тогда по моему телу радостно бежали мурашки. Он мог погнаться за красивенькой красной птичкой или же за ланью, забрел туда, где в озере было уже глубоко, а когда оступился и упал в холодную воду, рядом не оказалось никого, кто мог бы его услышать. Или же блуждал под громадной зеленой лесной сенью, пока весь его разум не позеленел, пока сам он не растворился в пестром свете, превратившись из мальчика во что-то еще. Впрочем, скорее