эти данные имеют некоторое значение для понимания психического уклада исторических личностей, для понимания корней и основ их творчества, то они нисколько не затрагивают ни объективного влияния, связанного с действиями этих людей, ни объективной ценности этих действий. Величие идеи нисколько не умаляется от того, что создатель её в момент творчества находился в лихорадочном состоянии; религиозная истина решительно ничего не теряет от того, что она родилась в момент истерического экстаза. И разве красота ницшеанской лирики хоть сколько-нибудь зависит от того, создавал ли её здоровый дух или дух, разбитый параличом? Истина, красота, святость и тому подобные ценности находятся за пределами патографического исследования, они находятся вообще по ту сторону всякого научного исследования»[3].
Иначе обстоит дело с вопросом о том, не является ли оккультная одарённость, которой мы обязаны как различными возвышенными учениями, так и многочисленными предрассудками, результатом определённой душевной двойственности, возникшей на почве физических аномалий. По этому поводу Иоганн Шерр в своём исследовании о Гарибальди говорит следующее: «Выдающиеся люди никогда не будут отрицать этой душевной двойственности; не признавать её склонны лишь очень обыкновенные люди, как сыновья фамулуса Фагнера и К». И действительно, как история, так и опыт в один голос говорят о том, что только те люди находятся в общении с трансцендентным миром, которые отличаются своеобразной половой организацией или от природы, или благоприобретённым образом.
В своём труде «Христианский мистицизм» («Die christliche Mystik») Гёррес говорит, что милость и снисходительность могущественных богов может быть достигнута только при содействии «таких людей, которые находятся в самом тесном общении с ними. Эти люди должны стоять в должных отношениях к миру таинственному; между ними и богами должно существовать активное взаимодействие, чтобы при помощи небесной силы, заключённой в них, расположить богов к кротости и снисходительности. Таким образом, жрецы и священнослужители, отдающие себя служению богам, должны быть, с одной стороны, ясновидцами, а с другой – магами. В этом заключается их призвание, которое обусловлено особыми природными задатками их. Они избраны самими богами, они рождены для служения им; их миссия покоится на естественном преимуществе, тесно связанном с моментом их рождения.
Первобытные народы уделяли очень много внимания различным половым аномалиям; эти аномалии они определяли по некоторым чертам женственности, выступавшим в природной организации мужчины. Это видно из того факта, что те жрецы, которые от природы лишены были всякой женственности, должны были приобрести её путём особого воспитания[4]. Преимуществом для занятия должности жреца пользовались, конечно, те, которые этими чертами обладали от природы. Так, по данным “Las Casas”[5], индейские пиачи выбирали мальчиков (в возрасте от 12 до 15 лет), отличавшихся