нескладно про счастливое детство и облака конфет. Егор подтянул Ленку к себе. Но прежде девушка успела обернуться и жестоко грянуть в сторону своего телефона:
– Гандон, – ребята согласно закивали.
Вот жидкая строчка милиционеров растворилась в водовороте орущих, поющих и пьющих. Под пятой диктатора сделалось откровенно неуютно. Детей сменила дива в кокошнике, умело взяла инициативу:
– В этот знаменательный для всей страны день, в день рождения Отца, Заступника, Избавителя…
– Осеменителя, – добавил Славка вполголоса.
– …Мы собрались здесь, чтобы отдать ему дань почтения. Слиться в…
– Экстазе, – подхватил Славка. Эх, Света…
– …едином порыве, оголить наши сердца и души… – поправила Евтюхова дива.
Ленка кусала губы и со страхом наблюдала, как празднично звереет толпа.
– Слава, заткнись, – посоветовал Егор. Тот покорно повёл плечами, но заткнулся.
– Через пять минут, – закатывалась дива. – Ровно через пять минут по всей стране грянут куранты – наш вождь отметит ровно полвека. Полвека дум о народе, государстве и счастье, равном для всех. Часы! Посмотрите на часы!
– Э-э-э!!! – к небу взвились руки с часами, сотовыми телефонами и пивными бутылками. Снова, по команде дивы, оператор поколдовал над пультом.
– …Когда он крохой важной был и воровал печенье, он план свершений сотворил на памперсе, наверно, – не выдержал молчания Славка, упреждая заливистого тенора под первые проигрыши.
– …Когда он крохой важной был… – вторил Славке тенор. Все шестьдесят студентов покатились со смеху. Крайние ряды толпы недовольно обернулись: кто-то тыкал пальцем, многие фанатично сверкали глазами, но продолжили открывать рты, вторя певцу.
– Палево, – обрисовал ситуацию Пашка. – Лен, ну его, этот митинг, пошли отсюда.
Неожиданно вмешался полоумный Артём: он вернул Ленке телефон, чтобы важно доложить:
– Сейчас греческое телевидение подъедет, Андрей Сергеевич велел плакат развернуть.
Все, кто мог цыкнуть в лицо придурка, цыкнули. Егор в том числе.
Артём набрал полную грудь воздуха, чтобы ответить, но Очкастая Кобра его опередила:
– Ссыте все, ссыте, да? – она поправила очки на красном носу, уничтожая взглядом Егора, Ленку, Славку. – Вы – трусы.
– Иди в жопу, дура, – спокойно ответил Егор. Он приобнял Ленку за плечо, отчего его куртка съехала с лацкана пиджака. Тускло осветилось серебро. Пашка вывернул голову, заглядываясь, присвистнул.
Кобра отреагировала на орден брезгливым вопросом:
– Купил?
– Купил, – спокойно ответил Егор. – Не задорого.
– Оно и видно, – Кобра ещё раз поправила очки и показала на толпу, – из-за таких, как вы, они такие!
Ленка не выдержала, рявкнула так, что вмиг улетучилась сельская учительница:
– Пошла на хрен, коза! – она взвесила на руке полупустой термос.
– Иди вон, резвись…
– Да и пойду! Тряпки! Пошли!
– Очкастая Кобра дёрнула за рукав оцепеневшего