Работать стали больше, а богатеть не приходилось. Крестьяне кормили страну, как, впрочем, и всегда. Получали палочки, которые отоваривали потом продуктами, зерном. А то и «спасибо» говорили за труд. Выехать на заработки было нельзя. Получалось, крестьяне снова стали крепостными.
Прожив уже два года в браке, Мария забеременела. Работала она на колхозных полях до самых родов.
Оля, окончив курсы медсестёр, работала в столичной больнице, получала жалование. Муж вернулся и, после долгих уговоров, обещаний и признаний в любви, остался жить с женой. Бедная Оля опять поверила, не поняла, что любимый просто преследует свою выгоду: пристроится к жалованию жены. И забеременела своим вторым ребенком. Летом она приехала повидаться с матерью и сестрой. Два часа на поезде, от поезда 10 км пешком. Оле повезло – её довезла попутная телега.
Уже два года Таня не видела свою любимицу. Обнимала, плакала, целовала, утирала углом платка слёзы. Сестры тоже обнялись. Обе пузатые. Мать обмирала на свою Олю, радовалась тому, что у неё всё наладилось. Не могла наглядеться на свою чистенькую барышню. Гордилась ею. Смотрела, будто не могла оторваться. Всё трогала и трогала свою доченьку, гладила её по рукам, волосам. Целовала глаза и щеки.
Всегда такие разные, сестры встретились прохладнее, чем можно было ожидать. Оля теперь настоящая горожанка: в новом коричневом пиджаке поверх светлого платья, белые носки и новые ботинки. Волосы уложены по-городскому, короче, чем у деревенских. Платок небрежно повязан назад, прическа видна из-под него. Маня увидела себя со стороны – волосы убраны в туго повязанный платок, старое выцветшее платье, фартук в заплатках, ноги босые. Сравнила и руки – свои черные и загорелые, и Олины – чистые белые руки медсестры.
Младшая, только увидев сестру, позавидовала ей. Чистоте, образованности, городской новой странности. Даже во взгляде было что-то непонятное, интересное. И материнской любви. Когда был жив дед Иван, ей и не нужно это было. Мать она с детства не сильно уважала. Даже немного презирала за чувствительность. Но на самом деле злилась на то, что та не так сильно её любит, как Олю. И всё пыталась задеть, кольнуть старшую.
Она как будто специально демонстрировала свою спорость и хозяйственность. И корова-то у неё больше других доится. И пироги с мужскую ладонь. И муж-рукодельник новую лавку и стол сделал.
Но мать и старшая сестра наслаждались друг другом, мало обращая внимания на Маню.
Мария потихоньку раскалялась. Ворчала. Шептала мужу на ухо про сестру гадости. И в итоге вспыхнула ссора.
Маша придралась к тому, что Оля расплескала в избе ковш воды и спустила на неё всю накопившуюся злость. Орать она не орала, но наговорила колкостей. Стояла и выговаривала с перекошенным от гнева лицом. Что Оля непутевая, что никогда шить не могла, что у неё из рук всё сыпется. «Только разорение в семье! Правильно дед говорил, что ты безрукая! И муж-подлец тебе по твоим делам!»
Оля в слезах выбежала во двор. Мать – за ней.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст