на Инферно, она игриво улыбнулась, а он, разозлившись, перекинул её на землю, вскочив сверху:
– Ты охренела! Что ещё за фокусы с поднож…
Но её зазывной взгляд сбил его с мысли, переориентировав его внимание совсем на другое:
– Да пошло оно!
И он ей ответил, впившись в её губы. Эта была ни разу не любовь, а приторная страсть, которая горячила кровь тем, что она была взаимной. Они были во многом похожи и это единодушие, которое он успел ощутить и её полную самоотдачу ему одному, прежде всего доверив ему свою жизнь, подкупили Инферно. И прежде ему люди доверяли свою жизнь, но обстоятельства всегда были похожи больше на вынужденные, но в этот раз, он ощутил нечто другое, новое и ему это понравилось. Раздев её и крепко сжимая в своих объятиях, он ощутил её прошлое, наполненное болью и чередой поражений, что действительно их роднило, а именно спину девушки, которая была усеяна шрамами, что его даже злило, невольно примеряя на себе роль её защитника. Да, она была его врагом, возможно, самым опасным из всех, но запретный плод сладок, особенно тот, который сам манит его вкусить.
Глава 63. Метания и терзания
Как и всегда, самое приятное, а с рассветом и красивое, имеет подлую привычку заканчиваться. Но Инферно, впервые за долгое время, которое своими яркими событиями многократно увеличило ощущения времяпрепровождения на службе федерала, скинув оковы, которые его сдерживали, ощутил свободу. Приятное послевкусие этого сладкого чувства он не хотел терять и пытался растянуть его как можно на подольше. Эта попытка заставила его пойти на небывалый шаг для любого из мужчин и послушать свою партнершу после интимной близости.
Киоко без труда разглядела сродное ей чувство и, как и подобает в западном обществе начала первая делиться своей историей:
– Первое воспоминание из детства, что я помню до сих пор, это как головорезы из Якудза, своими татуированными руками тащат моего избитого отца по полу, оставляя за ним кровавый след. Эти татуированные руки со всех сторон… будь моя воля, я бы срубила всех их. Когда-то я даже жила этой мечтой и чуть не пошла по этому пути полному безумия, и безвозвратно. Но мне было, за что ухватиться и не утонуть в крови… так же, как и моя мама, ухватилась за меня с сестрой, пытаясь нас защитить. Её я лучше помню, но всё равно меньше, чем хотелось. После того как забрали отца, она смягчилась, что у нас не принято. То ли от боли утраты, то ли от того что предчувствовала скорую смерть, в любом случае она мне подарила самые теплые три года в моей жизни. Это было то время, когда можно было быть собой и любить сердцем, которое после у меня вырвали прямо из груди. Я больше никогда не улыбалась искренне и как-то непосредственно, по-детски что ли, а самое страшное, не верю, что когда либо смогу… Когда сестре было семь, а мне шесть, эти уроды снова вернулись и забрали нашу маму. Сестра хотя бы кричать могла, а я застыла, как вкопанная едва снова увидела эти татуированные руки, которые теперь утаскивали мою