– подьячий Семен Раменный. Ему коротко сообщили о выполненной работе и рассказали о битве с ушкуйниками. Быть до конца откровенным, было не принято. Обоюдная подозрительность, как инерция от периода правления Ивана Васильевича, себя не изжила. Да изживет ли себя когда-нибудь, оказалось неясно. Перед расставанием Матвей поведал Семену, что немец ведет свои записи в отдельной книжице и тайно хранит их в одном из двух сундуков.
Заехать к Фоме в Углич и забрать копии из книжицы Циммермана не случилось. По пути рана начала беспокоить, появилось головокружение и позже жар. Добрались до Москвы с большим трудом. На Тверской заставе стрельцы остановили карету с ямщиком без господ и на ней лежачего Матвея привезли домой. Румянцев быстро примчался с лекарем. Матвей метался на кровати и что-то бубнил. Лекарь разбинтовал голову и увидел нагноение, промыл и прочистил рану, достал стальную иглу и клубок ниток. Сшил края раны, а снятую повязку велел сжечь. Забинтовал голову свежей тряпицей, в чеклажке с водой разболтал порошок. Почти насильно напоил раненого через носик маленького чайника.
Всю ночь Матвей лежал в бреду и потел на две смены рубах. К утру пришел в сознание и первого, кого он увидел, была дочь Степана Владимировича – Дарья.
– Вот и слава Богу, Матвей Еремеевич, к жизни возвращаетесь. А то, ишь, надумали помирать, на тот свет я вас не отпущу. Вы мне на этом нужнее.
Матвей пролепетал какие-то слова и тут же спросил про Степана Владимировича. Дарья передала, что батюшка обещал прибыть к вечеру.
– А пока, Матвей Еремеевич, накормлю вас кашкой, потом поведаю о похождениях одного царевича в дальние края. Мне о том еще бабка сказывала.
Матвей поел и начал слушать Дарьин сказ, не заметил, как заснул. Проснулся от громкого говора Степана Владимировича. За окном то ли наступил вечер, то ли уже была ночь. Матвей попробовал встать, но попытка из-за бессилия не удалась. Он сумел только сесть на кровати.
– С возвращением, – сказал дьяк.
– А где Дарья? – вырвалось у Матвея.
Румянцев довольно улыбнулся и сообщил, что дочь его придет утром, а ночью у кровати будет дежурить один из трех гриденей.
Матвей хотел доложить о результатах своего похода, но Степан Владимирович уже опросил гриденей и имел полную осведомленность. Ему оставалось только задать несколько вопросов.
– Для чего немца в бане парил? – спросил дьяк.
– Исполнял ваше задание. Пока я парил немца, один мужик с редким даром переписал на отдельных листах все, что ученый доверил своей книжице.
– Где же переписи?
– Остались для пущей сохранности в Угличе у Фомы Ухвата, купца, который нас приютил.
– Не замечал раннее за тобой такой доверчивости.
– Не будь Фомы, я сам ничего не смог бы сделать.
– Пока записи не увижу, не поверю твоему мнению о Фоме, да и в тебе не хотел бы разочаровываться. А что за записка в воске, коею под Калязиным нашли?
– Сия записка лежит во внутреннем