оказалось сложно. Они будто переговаривались. Фома приступи к побудке, но растолкать удалось только Серафима. Тот непонимающе обвел глазами потолок сторожки, перевернулся на другой бок и тут же захрапел.
– Чем они их опили? – возмутился Фома, – прикажешь ждать, когда они очнутся?
– Может попробуем облить их водой? Слышал такое помогает.
Матвей взял крынку и зачерпнул из кадки воды. Сперва опорожнил сосуд на Анисима. Тот облизнул свои губы и зачмокал ими будто младенец в ожидании титьки. Вторая крынка заставила Анисима открыть глаза. Он поморгал ими и резко сел на лежаке.
– Мы уж думали, вам хана!
– Как вы тут оказались? – спросил Фома.
– К нам подошел дедушка, такой маленький, тихий, беззащитный. Предложил нам еды и отдых в домике. Мы не сговариваясь пошли за ним след в след. Поели каши, попили воды и нас сморило.
– Буди остальных! – приказал Фома.
Анисим тряс за плечи своих подельников, а Матвей поливал их водой. Ребята пришли в себя, но каждый никак не мог понять, где он находится.
По пути назад Серафим осмелел и поинтересовался, куда пропали хозяева.
– Заплутали немного. Но к вечеру вернулись на старое место, а потом нашли сторожку.
– Нашли путь на остров? – не унимался Серафим, – вроде вас волчица повела.
– Только мы шагнули в заросли, как она сразу исчезла, будто оборотень какой!
– Дедушка тоже нам чем-то ту волчицу напомнил, – влез в разговор Порфирий, – слыхивал, что оборотни даже в птицу рядиться могут.
– По любому, надо от этих мест держаться по далее. Мне во сне старухи привиделись. Будто ходят вокруг меня и песни поют.
– Точно, колдовство какое-то, – согласился со всеми Порфирий.
– Живы и, слава Богу! – заключил Фома.
Домашние в Угличе уже били тревогу. Из Рогозова прискакал Домиан. Лукерья стояла перед иконой на коленях и молилась. Дворовые ходили на цыпочках, будто кто-то уже помер. Лукерья, завершив общение с Богом, подошла к батюшке и запричитала:
– Говорила ему, не вяжись с Московскими, одна беда от них! Они все крученые и хитроумные, так нет, как увидел Фома Матвея, забегал, засуетился, будто сам государь в гости пожаловал.
– Будет тебе, Лушка, напраслину возводить! Матвей парень серьезный, в дела государевы посвящен. Время то сейчас какое сложное, обязательно надо в столице знатцев иметь.
Как только Фома объявился на пороге, Лукерья бросилась к нему и стала трогать его лицо своими руками. Видать, не верила в счастье, думала видение какое. Потом начала искать ранения, осматривать одежду, засовывать пальцы в рваные места кафтана.
При первой возможности Фома спросил у Матвея про то, намерен ли он московским начальникам докладывать о Княжиче?
– Зря спрашиваешь! Могу на тебя обидеться! Я ведь слово дал!
– Может тогда и про камень умолчишь? Мы же его нашли случайно. Кабы не мой помощник, так и вернулись бы ни с чем.
– Кабы не твоя медовуха, сидел бы я уже дома