потолок,
Анфилады галактик добавив к моей тесноватой квартире.
Глаза Минервы
Слова – не патроны
Слова – не очки, которые набирают
Слова – не воробьи, которых отстреливают бойскауты
Слова – не клочки ваты в ушах
Слова – не индукция абсорбированного самоосознания
Слова – не партия в крокет
Слова – не голубой попугай на левом плече боцмана
Слова – не туман якобинства на гребне молвы
Корни – уходят глубоко под пол
Корни – не листья, зелень которых лижет язык солнц
Свобода – это осознанная необходимость – выпить пунша
Свобода – это не дули в карманах и не канделябр
Любовь – не водолазная маска, растворившаяся в бутылке рома
Любовь – не каскад арамейских слов
Любовь – это цикута в золотом бокале
Любовь – это изъятый из обращения червонец в альбоме коллекционера
С переплётом из матовой чёрной кожи, из коей…
Притушенными угольками поблёскивают миндалевидные глаза Минервы.
Hieroglyphique
Танцы с красным мячом.
Мексиканцы с мачете, японцы с мечом.
Говорили в ладони, горланили гимны – шёпотом.
Детский лепет перемежали гусиными перьями и куриным клёкотом.
Испанцы с синими обручами.
Лапландцы с фиолетовыми облаками в пластиковых пакетах.
Голландцы, ноги свои холюще-лелеющие холщовыми онучами,
После – танцующие ча-ча на вощёных паркетах.
Аэропланы плывут в небесобетованности.
Метеорологи ловят бабочек сачками а ля Владимир Набоков.
Всякая всячина спит и видит сны про странные пространности.
Придворный слон наступил на замешкавшегося сборщика податей и налогов.
Числа Фибоначчи,
Рассыпанные, бесхозно самоаннигилируются во
Всепожирающий, мембраною вибрирующий нуль.
Служебная записка повытчику от подъячего
По выходе из шреддера последними граммами заполнит забитый бумагой куль,
Готовый теперь к выбросу в мусор.
Дверь, распахнутая настежь, представляет взору покрытого тиной Лешего,
Изрешечённого очередями пуль.
Слепая метель заметает мой иероглиф, словно подвыпившего приезжего —
Пустивший в столице корни и мнящий себя хозяином жизни приезжий-мусор.
Креазот
Колченогий кентавр подаяния просит в нью-йоркском метро.
Из брюшной полости распоротого кадавра вытаскивают мешки с белым.
Я устал подливать Гиппократу в серебряный кубок его голубое ситро.
Антикварный зайчонок в зрачке моём классифицирует доктора «оголубелым».
Древесину пропитывает креазот.
Пятиконечная звезда, перевернутая вверх тормашками,
Символизирует приход дьявола в каменноугольные чертоги.
Лысину