пили горячий чай и со свойственной молодости забывчивостью смеялись и шутили и дерзко поглядывали на гроб с мёртвым телом, в то время как их юные тела наливались приятною живительною силой.
Народ потихоньку подтягивался. Люди останавливались, переговаривались, ожидая продолжения шествия, а кто-то не выдерживал, шел вперёд.
Гоголь обиделся оттого, что интерес к нему утрачен, и, воспользовавшись паузой, воспарил над Москвой.
– Отчего люди не летают? – проворчал он, поднимаясь всё выше и выше. – Да оттого, что это удел душ! Если не летать после смерти, то и сама смерть тогда теряет смысл!
Гоголь расправил чёрный сюртук, вытянулся и прикрыл собою половину Москвы.
«Ах, оказывается, какая это прелесть – свободно парить! – увлёкся он полётом. – Ах, какая прелесть – разглядывать город сверху!»
Сюртук Гоголя зацепился за колокольню Ивана Великого. Ветер раздул фалды и затемнил ими солнце. Тень пала на Замоскворечье.
Чаадаев заметил перемены на небе, остановился, поднял голову. Он так пристально разглядывал Ивана Великого, что Гоголю почудилось, что Чаадаев видит его. Гоголь даже махнул философу рукою сверху. И показалось ему, что и Чаадаев кивнул в ответ и вновь погрузился в свои невесёлые думы.
А Гоголю, наоборот, стало необычайно весело!
Вон промчались сани с Островским и Косицкой. Перед Гоголем мелькнули их радостные лица. А вон студенты пьют чай возле его гроба.
Разрумянившиеся от мороза, о чём-то говорят, смеются!
Гоголь окинул взглядом Москву, дивясь всё более и более.
Ах, какие маленькие домишки и удивительно ровные улицы! Это там, внизу, ухаб на ухабе, а отсюда, сверху, – ровные, как по линеечке! А московские церквушки! Какое их множество! И какие они аккуратненькие! А люди! Люди! Как чёрные букашки! Забавно! А поди мнят из себя – венец природы! А из космоса, даже такого ещё недалёкого, всего-навсего крохотные точки!
Гоголя умиляли московские виды, он с любопытством разглядывал город. А ветер теребил его одежду, словно приглашая за собой. Гоголь отцепил сюртук от колокольни.
– Лечу! – крикнул он ветру.
И в неповторимых виражах, поворотах, то поднимаясь, то опускаясь, закружился над Москвою.
– Хорошо-то как! Красотища-то какая! – упивался он полётом. – Как жаль, что люди не летают!
Вдруг внимание Гоголя привлекла взлетающая с земли тень: прозрачная, словно дым, с большой головой и маленьким туловищем, похожая на православную икону.
– Ты кто? – спросил Гоголь.
– Душа новопреставленной рабы Божьей Екатерины! – ответила та и стремительно взмыла вверх.
– Постой! – попытался задержать её Гоголь.
– Не могу! Сороковой день пошёл… возношусь я! – только и успела крикнуть душа Екатерины, как скрылась в облаках.
Гоголь было расстроился, но пригляделся и обнаружил, что далеко не одинок. На крыше одного из домов заметил он похожий дымок. Гоголь пронёсся над ним, сделал круг, затем ещё один.
– Ну, чево порхаешь,