тут для этого, говорю, и не место.
Архонт Фесмотет: Ты что, наливал ему уже сегодня своей шестидесятиградусной? Что он несёт?!
Хорег: Ни-ни. Как можно! Он у нас после Гражданской всегда такой. Так на кой зря продукт переводить.
Корифеюшка хора: А несёт он, мил человек, – по усам видать, высокого ты полёта птица, – что запрещается всем, кого он в кулаки приписал, обращаться к лекарям и даже с нерождённым дитём к ним соваться.
Хор: Написал, говорит, про то бумажку не кто-нибудь, а сам Н. А. Семашко.
Антагонист: Вот, полюбуйтесь, инструкция, согласно которой я говорю. От линии партии я ни на шох.
Архонт Фесмотет: Да что мне на неё любоваться! Да и на Семашку тоже – зрелище не из приятных. И вас думаю лишить обязанности лицезреть во главе республиканского здравоохранения подобных недомыслов, на искоренение которых и направлено радение нашей здоровой части ЦК в целях обезопасить её от больных членов. Поедем, товарищ Огурцов, время пришло составлять тезисы. Да не отворачивай ты карман, вижу я твою хвалёную.
Архонт Фесмотет и Хорег покидают место недавнего перинатологического баталища.
Корифеюшка хора: Эх, и милые же люди есть у вас в партейных закромах, не то что ты, нетопырь! А товарищ Томский – до чего обходительный, да во всё входчивый, да со всём разборчивый! Такого б назначили нам в райсобес, а то всё кровососов присылают, вроде тебя. Эх, жаль, мамаше нашей новоявленной не довелось полюбоваться таким орлом: отдала, бедняга, богу душу родами. И этак под шумок так аккуратненько, незаметненько, зато потомочка успела произвесть не под забором, не во хлеву, а где государством положено.
Антагонист: Рассиропилась ты, дурня, по-облишному. И вы, подголоски, губёнки поскатывайте. Чует моё сердце красного героя: ещё наперёд комиссара Семашко Томского вашего так откомиссарят, где надо, что не вы одни – вся страна разродится выкидышами. А ну-у-у! Марш из государственного учреждения!
Хор: Свезло же бабе родить при Томском! Успехалось. А нам рожать предстоит по-обломски, раз уехал он. Без него как нам роды вытерпеть? Без него нам увы теперь!
VI
Ранней осенью 1921-го года на границе Туркестана и Китая пограничниками было обнаружено громадное стадо баранов, имевшее нескрываемое желание вторгнуться на советскую территорию и напутственное в этом противозаконном мероприятии своими погонщиками.
Недюжинными усилиями (с привлечением местных племён) попытка была приостановлена. В ситуации пробовали разобраться тут же, но за отсутствием языкового взаимопонимания – малорезультативно.
Начальником заставы младкомом Лацисом уже послано было в Ташкент за переводчиком и инструкциями, как выявился вдруг старший китайский пастух (молодой ещё человек) и заговорил на чистейшем русском. Он и оказался чистейшим русским – сибиряком, выкраденным в детстве хунхузами и проданным в услужение Цинскому скотоводу. Нахождение собеседника в принудительном, почти рабском