начала мои личные вещи топтать и уродовать. Для начала обсыпала их мукой. Сверху водички для пущего эффекта плеснула. Перемешала, взбила, размазала по всему полу…
Выла, вытирая лицо и волосы руками в тесте, вываливая комом избыточные эмоции на разыгравшиеся на пустом месте чувства.
Представляю, как её колбасило, если мою комнату она превратила в полигон для хранения твёрдых бытовых отходов.
Прихожу на обед, а милая сидит на полу в позе убитой горем жены погибшего в неравном бою бойца. Взлохмаченная, безучастная, с глазами, собранными в кучу в районе переносицы; в настолько непотребном, театрально-постановочном виде, что я её не сразу признал.
Ни глаз, ни рожи не видно под слоем грязного липкого теста.
Глядя со стороны можно подумать, что это чьи-то мозги по всей комнате растеклись.
Устроилась прямо перед грязной кучей на полу с расставленными в стороны руками и ногами, с письмом в руке.
Кругом следы извращённого насилия над моим личным имуществом.
Я присвистнул, хоть и не силён в этом искусстве.
Лихо моя девочка с интерьером расправилась.
Надо было не на продавца – на дизайнера учиться.
Яна молча, с белым обескровленным лицом, протягивает безвольным жестом конверт.
Гляжу на него, ничего не понимаю.
– Ну, Таня Дружинина. Есть такая замечательная девочка, подружка моя. Я и фотографию могу показать.
Яна указывает безвольным движением руки на истерзанное изображение.
Теперь жарко стало мне, – это что за новость, какое вообще она имеет право лезть в интимные закрома, хотя, если по совести, между нами уже не осталось потаённых мест и неизведанных глубин, но всё же. Письма – это сокровенное, это как в личные записи залезть, в тайные действия и мысли, которые никого не должны касаться.
Мы, не сговариваясь, дали друг другу право на использование личных тайников в качестве мест общего пользования. Всё так. Покровы с щекотливых событий жизни сорваны и тайн больше не осталось. Но это касается, лишь пределов телесных, и тех эпизодов из прошлого, которые в дальнейшем способны повлиять на общую судьбу.
Должно же, даже в семье, у каждого быть неприкосновенное личное пространство.
Или не должно! Что-то я совсем запутался. Разве любовь даёт право копаться в сугубо личном пространстве!
Нужно этот вопрос решить, раз и навсегда, чтобы больше к нему не возвращаться. Есть общее, доступное, а есть личное, неприкосновенное. Одно с другим путать нельзя. И точка!
По-другому я не согласен.
И потом, как можно меня ревновать к Татьяне. Это же обыкновенная дружба, тихий можно сказать поэтический роман в стихах, чужих, между прочим, стихах.
Не мы их писали. Страдали и переживали тоже не мы. Мы только примеряем на себя чужие страсти и пережитые ими эмоции, впитываем выпестованный, обретённый другими людьми чувственный багаж. В этом и заключается процесс чтения, особенно романтической лирики.
Рассуждаем, думаем о вещах и явлениях,