ханжи.
Усадив Аллу на диванчик в студии, Энрико расстегнул верхнюю пуговицу своей рубашки и, ничтоже сумняшеся, полез с гостьей обниматься, назвав ее для убедительности порыва «аморэ» – любовь. Итальянские мужчины всех подряд называют этим заветным словом: детей, подруг, жен. В ответ им тоже летит «аморэ». Как они только не запутаются! Любовь любви – рознь. Никакой оригинальности. Алле это слово кажется тривиальным. Оно вязнет у нее в ушах, но она пока терпит.
Бегло показав Алле студию и завершив там программу рабочего дня, доктор «Кокосы» повез даму к сокровенному – к своему дому. Современное семиэтажное здание, подъезд с консьержем, богатая инфраструктура, метро в двух шагах – джентльменский «набор» явно укреплял самолюбие доктора.
Энрико искренне поведал, что живет с восьмидесятидвухлетней мамой, и оставил Аллу сидеть в машине. Обещание вернуться через две минуты кабальеро не сдержал: у мамы забастовал холодильник, и воспитанный сын был вынужден срочно ликвидировать аврал. К тому же у мамы кончились сигареты.
– Твоя мама курит?! – воскликнула некурящая Алла.
– Да, по пачке в день, – ответил Энрико невозмутимо.
– И в такую жару тоже?
– Да. И ест жирные сыры, белый хлеб с консервантами и ветчину. И никакого холестерина у нее нет.
– Вот это мама! Поздравляю…
– Спасибо. Я сам себя поздравляю, знаешь! Мне повезло. Она мне готовит, стирает, гладит.
Алла восторженно покачала головой.
Тут Энрико, похоже, вспомнил, что гостья с дороги и голодна. Он опять оставил ее в машине, трусцой перебежал улицу и через три минуты вернулся с двумя большими бумажными стаканами.
– Что это? – спросила Алла.
– Гранита, – бросил через плечо Энрико. – Пей.
– А из чего состоит-то?
– Да просто лимонный сок со льдом. Но здесь граниту особенно хорошо делают.
– Консервантов там нет?
– Что ты! Чистый лимон. Вон, видишь, висит?
Над лотком с «гранитой» висели гроздья гигантских лимонов с пористой, целлюлитной кожурой. Темно-зеленые, словно пластмассовые листики топорщились во все стороны. Алла, отхлебнув граниту, поняла, что это ледяная каша с лимонным соком. Цедила ее сквозь ноющие зубы часа полтора. Все это время доктор метался на машине по центру Неаполя, не раскрывая сидящей рядом Алле своих намерений. Наконец Энрико закончил таинственные дела и повез вконец оголодавшую гостью есть пиццу.
– Любишь пиццу? – спросил он предварительно.
– Иногда, под настроение. Если хорошая.
– Такую ты еще не ела.
– Тесто тоненькое?
– Тоньше не бывает! Пол-метра закажем.
– Ну, если тоненькая, то можно и пол-метра, – согласилась она.
Они припарковались у торгового центра, где под одной крышей собраны «кино, вино и домино». И пиццерия. Неоновый свет, как в изоляторе, отбивал аппетит. Дешевая, облегченная мебель орехового