ты сюда пришел? – пришел! Тебе место дали? – Дали! Ты смотри, сейчас махом отсюда ноги сделаешь.
Будем считать, что это чувство вины и повышенная совестливость заставляет двух друзей хамить и угрожать пожилому человеку. Избежим эксцессов осуждающим молчанием.
– Что не хочет, старый валенок?
– Нет, обиделся. Дай ему кусок рыбки, пусть пососет.
– Спасибо.
Пересоленная и скользкая селедка ароматно запрыгала в моих ладонях. Где они ее откопали, не на помойке же, черт их побери!
– Ну, давай.
– Давай.
Странный ящик – низенький и картонный, или бутылки сейчас плашмя укладывают? Все меняется в этом мире. Ой! Что это Гена такое достал в маленьких плоских флакончиках? Бог ты мой! Променять мое пальто из стопроцентной шерсти на ящик "Шипра"! Где тот парикмахер, самодовольно перевязывающий мое аккуратно свернутое пальто? Не ждет тебя счастье, цирюльник, – твои руки воняют наживой, а стричься у тебя будут только призывники, да больные педикулезом.
– Тебе разбавлять?
– Смеешься что ли? Каждый раз спрашиваешь.
– Да ты же знаешь, что когда я пью, то ничего не помню. Дед! Тебе разбавлять или так выпьешь?
– Спасибо, мне уже не под силу отечественная парфюмерия.
А долговязый Гена тоже не в ладах с памятью, значит мы с ним больше, чем друзья – мы братья. А если и моя частичная амнезия, как у Гены вызвана долговременным запоем, а не атеросклеротическими бляшками, катастрофично влияющими на нежное число Рейнольдса?
– Давай, Серый, чтоб не последняя.
Когда Гена и Серый опьянеют, то будут хулиганить или сразу бросятся в черные объятья Морфея?
– Дед, ты лопух, я тебе больше предлагать не буду. Отвернись к стенке и спи, чтобы я тебя больше не видели, а то ты меня раздражаешь.
Наверное, Гена прав, либо полноправно участвуй в действе, либо не отвлекай и сворачивайся калачиком.
***
Я опять немного подремал. Мои голуби тоже уснули крепким сном, раскинув натруженные руки по полу и их конечно не могли разбудить многочисленные шаги и приглушенные разговоры:
– Вот они тут, готовые.
Милиционеры. Молодые, красивые милиционеры, которые сейчас нас арестуют, потому что жить в подвалах противозаконно.
– Ну что берем? Их, наверное, тащить придется – накачались.
– А вон дедок вроде бы трезвый.
– Эй, дед, друзей своих потащишь, а? Или рассыпешься, а?
– Ладно, хватит! Ты с Величенко берете длинного, а Чисов и Баймуратов второго. Пошли, старик, забирай свои манатки.
Если бы у меня остались какие-нибудь манатки, то тогда я, конечно, их собрал бы. Да что ворчать себе под нос – не бьют изящными дубинками и то ладно. Тело Сережи волочится безжизненно, а мужественный Гена напряг копченую шею, и его буйная голова мотается не так безвольно, как у Сережи.
– Отец, ты телогрейку возьми, а то не доживешь до участка.
***
Вот и прохладный, свежий воздух, сколько ярких звезд и как равнодушна бесконечность и…
– В