лавки. На одной из них, прижавшись к стене, стояла стеклянная банка, под завязку наполненная окурками.
Судя по всему, здесь с наступлением тепла трапезничала и делала перекуры бригада рабочих.
Сверху, с мансардного этажа, отчетливо доносились то скрежещущие, то сиплые звуки: там как раз работала бригада.
Вчера ни с кем из рабочих и даже – что самое неприятное – с хозяином дома им познакомиться не удалось.
Филатов приехал со службы ночью, о чем предупредил Валерия Павловича эсэмэской, когда они вытаскивали чемоданы из багажника Равшановой колымаги.
У ворот их встретила подруга пропавшей хозяйки. Даже ради приличия не пригласив гостей заглянуть в основной дом, Жанна сразу отвела их в гостевую хибару.
Правда, от ужина они сами отказались: перекусили в поезде и с некоторых пор старались не есть после семи вечера.
За показной любезностью этой «распоряжайки» (как тут же окрестила ее про себя Варвара Сергеевна) улавливалось плохо скрываемое раздражение.
С чего бы?
Эта высокая, дородная молодая женщина лет тридцати пяти держала себя с ними так, словно именно она была здесь хозяйкой, хоть и не слишком радушной.
На случай, если что-то вдруг понадобится, Самоварова обменялась с ней номерами телефонов и с облегчением закрыла за Жанной дверь.
Варвара Сергеевна оглядела недоделанную террасу – тоскливый, пепельно-серый цвет стен скрадывал все краски чудесного утра. Прежде чем вытащить из порстигара первую самокрутку, она решила отыскать здесь местечко поуютнее.
Сверху отчаянно визжала то ли болгарка, то ли еще какая дребедень… Уж в чем в чем, а в тонкостях ремонта она была не сильна.
Покинув террасу и еще раз внимательно осмотрев участок, Самоварова обнаружила дивный уголок – в тени яблонь, жасмина и уже увядшей сирени была оборудована курилка – небольшая чугунная лавочка, рядом – чугунный же столик со стоявшей на нем керамической пепельницей.
Жанна вышла из дома с черного хода.
Она глядела в телефон, и на ее лице блуждала загадочная улыбка.
«Такую улыбку ни с чем не спутаешь. Так нежно и мечтательно, будто художник мазнул акварелью, может улыбаться только по уши влюбленная женщина, причем в том случае, если, цепляясь за остаток разума, она пытается скрыть это от окружающих», – отметила про себя Самоварова.
– Утро доброе! – нарочито громко поздоровалась Варвара Сергеевна.
От неожиданности Жанна вздрогнула и прижала мобильный к груди. Затем быстро сунула его в карман черного худи и нацепила на лицо отстраненно-серьезное выражение.
– Доброе, – не слишком любезно ответила она.
– Поговорить можем? – вежливо поинтересовалась Самоварова. На столике уже лежал ее зеленый портсигар и стояла чашка с еще горячим кофе. – Курите? – И Самоварова дружелюбно подвинула женщине портсигар.
Проигнорировав попытку к сближению, Жанна достала из кармана узких спортивных брюк пачку «Парламента».