дыре.
Воины разошлись по углам, растянулись вдоль стен и остались стоять там молчаливыми наблюдателями. Йонг сидела на стуле со связанными руками и молча плакала.
Здесь было душно, и воздух лип к коже, тяжёлый от грубого сладкого аромата, витавшего в метре от пола. Слёзы на щеках Йонг тут же высыхали, превращаясь в чёрные солёные дорожки, слипались от туши ресницы, тушь стекала по щекам, а горло уже саднило до боли – Йонг сдерживалась, чтобы не разрыдаться окончательно.
– Для слёз тут нет места, – раздался в тени колонн мужской голос.
Его обладатель шагнул в тусклый круг света – от многочисленных свечей, окружавших зал по периметру, – и превратился в человека средних лет, облачённого в доспехи. Сонбэ сказал, что Йонг очутилась в Чосоне, но пока что все люди, которые ей попадались, выглядели совсем не корейскими воинами. Мужчина перед ней был в кирасе – металлические пластины, стянутые шнуром, закрывали живот и грудь, наплечники держались на широких плечах, по их обрамлению текла, точно кровь, ярко-алая нить шёлкового шнура. Такие доспехи назывались о-ёрой – Йонг рассматривала подобные им в витрине пусанского исторического музея с пяти лет почти каждый год.
Такие доспехи носили японцы, и мужчина был не простым воином, а самураем, чья семья могла похвастаться знатным происхождением.
Самурай держался прямее и статнее тех людей, которые привели к нему Йонг.
– Удивлён, что вижу здесь женщину, – сказал мужчина на устаревшем корейском. Йонг присмотрелась к нему и не заметила ни меча на поясе, ни колчана со стрелами за спиной. – Мои люди, полагаю, тоже были поражены. До вас мы видели гостей из Священного Города совсем иного толка.
– Ваши… люди, – с сомнением начала Йонг, поборов новый приступ слёз, – меня похитили?
– Да, ситуация щепетильная, – покачал головой мужчина. Ему поставили стул прямо напротив Йонг, и он сел с абсолютно прямой спиной. У него были бледная кожа, узкие глаза в тисках выпуклых полных век, узкое лицо и редкая борода. Шлема Йонг не заметила, да и выглядел самурай так, будто надел доспех специально для неё. Мама на своих экскурсиях рассказывала Йонг, что о-ёрой нередко передавались из поколения в поколение в качестве символа знатного происхождения, фамильной ценности. Но выглядели доспехи боевыми – на отдельных пластинах в отблесках свечей выделялись засохшие, точно ржавчина, пятна… крови?
Должно быть, Йонг спятила. Откуда бы в Чосоне, даже если он ей не пригрезился, мог оказаться японский воин?
– Как вы находите это место? – спросил он.
– Меня сейчас стошнит, – честно сказала Йонг. Самурай запрокинул голову и засмеялся хриплым ненатуральным смехом, призванным, должно быть, разрядить обстановку. Но Йонг не врала: её в самом деле тошнило, и человеку, сидящему прямо напротив неё, следовало бы прислушаться к словам пленницы.
– Наш дорогой Рэвон, должно быть, не успел рассказать вам о тяжком положении, в котором мы оказались… – игнорируя слова Йонг,