для того, чтобы взвесить и пересмотреть всё, что было, чтобы уложить свой опыт в слова, схемы, смыслы. Вся жизнь состоит исключительно из смыслов. Чем ты наполнил себя – то и несёшь по жизни. Но я часто думала о том, что не хочу быть старой, не хочу доживать до финальных титров фильма, в котором моя роль – какого-нибудь десятого по счёту осветителя. В юности я хотела быть режиссёром. По сути, и была им…
Встречая каждый Новый год, мы с детьми заполняли карту желаний – немного смешили Бога своими мечтами-планами. Вырезали из накопившихся за год журналов картинки, олицетворяющие наши мечты. Выбирали Оракула – он садился ко всем спиной и обозначал, кому отдать тот или иной «фант» с мечтой. Потом можно было выменять свой фант на кучу желаний. Распределённые по листам ватмана, украшенные рисунками, пожеланиями – эти большие карты весь год потом висели… в туалете – на самом видном месте. Почему в туалете? Там ты реально освобождаешься от прошлого и есть время спокойно подумать о будущем.
Так раз в год мы делали ревизию в себе, как в своём шкафу. И шкаф стал символом моего порядка в голове. Разложи по полочкам необходимое, выкинь то, чем не пользовался давно. Но бывало и так – достанешь кофточку, которую не надевала два года – пуговички красивые, да и сама вроде ничего, и выбрасывать жалко.
Так и в мыслях – не наведешь порядок вовремя, и есть опасение в хаосе блуждать, как в лабиринте прошлых иллюзий. А иллюзии – это не жизнь. Но в блужданиях проходят час за часом, день за днём. И это всё – шкаф твоего прошлого. Если на его полках нет места для будущего, значит, всё пространство заполнило прошлое, и будущее уже не придёт, нет ему места. И не остаётся времени на сегодня, а уж тем более на завтра.
Перебирая прошлое, я освобождаю место для будущего. Только так, анализируя, вспоминая события своей жизни, я наткнулась на то, что в каждом её эпизоде могли находиться провокаторы оживления этой злобной клетки. И, кто знает, если бы я предполагала, что стоит за обычными жизненными событиями, может быть могла вовремя распознать рак, и может быть, на одного человека стало бы меньше среди тех двадцати тысяч, которые каждый день умирают от этого недуга.
И я решила – буду заниматься раскопками своей биографии, буду ворошить, перебирать вещи своего «шкафа». Пусть даже это будет похоже на лепку кирпичей из песка… А Юльке пока отошлю какие-нибудь юморные истории, например те, что я читала, чтобы отвлечься.
Оказывается, я не умела смеяться. Не так – уголками губ, а открыто, нараспашку. Так открыто могут смеяться только дети. А я не умела. Может быть, этому учат в семье или в детском саду, но как-то это прошло мимо меня. Не помню, чтобы мама открыто смеялась и радовалась. За её строгостью, сдержанностью я видела порядок и дисциплину, считая, что излишний смех – признак дурного тона. И принимала слова мамы: «Ровно столько, сколько смеёшься – будешь и плакать!». Всплыла картинка из детства: однажды после последнего урока мы с одноклассницей дежурили – мыли полы в кабинете истории, и Ленка