на сопротивление со стороны женщин и детей, а потому не взяли с собой щитов. Да что щитов – даже кожаного доспеха не было ни на одном из них! Таргутай со своими людьми оставался на открытом месте и в низине, в то время как их противник вёл стрельбу из укрытия, да ещё с значительно преобладающей высоты. Убедившись, что его люди не горят желанием продолжать преследование, нойон остановил коня.
– Не стреляйте! – закричал он, надрывая горло – Выдайте нам своего старшего брата Тэмуджина! Другого нам ничего не надо!
Услышав его, Тэмуджин остановился. Теперь, после слов Таргутая, он передумал прятать своих родичей в чаще, вознамерившись отсидеться в ней сам. В самом деле, зачем рисковать всеми, когда пришли за ним одним! И он бросился в глубину леса, продираясь сквозь ветви деревьев к самой вершине сопки. Заметив, что Тэмуджин пустился в лес, тайджиуты бросились за ним в погоню, но он уже успел забраться в место, для них непроходимое.
– Чего встали, бездельники! – орал на них Таргутай, потрясая камчой – Ищите скрытую тропу! Если уж прошёл его конь, то пройдут и наши!
– Где уж нам рыскать, отыскивая то, что известно ему одному! – отвечал кто-то – Только изранимся колючками сами, да повредим лошадей. Окружим сопку и дождёмся, когда выйдет сам!
Тэмуджин просидел в лесном бору трое суток. На вторые закончился скудный запас пищи, взятой на охоту, и длительный голод стал давать знать о себе спазмами в желудке. Холодными ночами мальчик сидел, съёжившись, не в силах заснуть. Короткий кожух не спасал, и он от озноба стучал зубами под вой волков где-то неподалёку. Кресало осталось у матери, и разжечь костёр было нечем. Кое-как отсыпался днём, когда солнце, не в силах пробиться сквозь густые ветви и молодую листву, всё же согревало воздух. К исходу третьих суток Тэмуджин решил рискнуть. Он взял коня под уздцы и пошёл к выходу из чащи. Но вдруг неожиданное обстоятельство заставило его задержаться – сползло седло. Он стал осматривать и увидел: седло сползло при туго подтянутой подпруге и нагруднике. И тогда мальчик задумался: «Подпруга ещё туда-сюда, но как могла сползти также и подгрудная шлея? Не иначе, что само Небо меня удерживает!» С этой мыслью Тэмуджин повернул назад. Прошло ещё трое суток. От голода пришлось жевать кору молодых деревьев, коренья и влажные от утренней росы листья. Он так и не смог привыкнуть к ночному холоду. Всю ночь мальчик проводил на коне, сколько-нибудь согреваясь его теплом, и ждал спасительного рассвета. Но и он не приносил избавления от мук. Непрестанно бил озноб, и в глазах всё плыло. В полудрёме проходила первая половина дня, вторая – в поисках съедобной пищи. К концу шестых суток им овладело странное состояние – совсем не хотелось двигаться, искать воду и пищу, не хотелось уже и есть. «Как там сейчас моя мать? – подумал мальчик – Наверное, переживает, не находит себе места от горя! А мои братья и малышка сестра? Быть может, тайджиуты, не поймав