суета. Все искали Митяя. Кинулись во двор. Вскоре в избу вошел и сам Митяй, неся в руках треугольный музыкальный инструмент. Это была всем известная балалайка, веселая и шальная, что родилась с Русью и не умрет никогда. Музыкант был уже совсем седой, но в его глазах сидела озорная молодая искорка. Он был высок и неимоверно худ, одет крайне бедно – заплата на заплате. Но был он легок и весел. Борода его, куцая, длинная, росла немного вбок.
– А ну, спой нам свои коротушки! – добродушно попросил Соловей под всеобщее одобрение.
Митяй присел на лавку, виртуозно крутанул трехструнную балалайку и под задорное треньканье начал наяривать старые добрые русские частушки.
Острый язык певца прошелся по неверным женам, пустому брюху, молодящимся старухам, тоскующим девкам, поганым татарам, жадным купцам, трусливым воинам, ленивым князьям…
Он озорно подпрыгивал после каждого куплета, пел на разные голоса, а разбойники одобрительно хохотали. Митяй перешел на любимую тему частушек – про «милых да неверных».
Стоит милый у ворот,
Широко разинул рот.
Я не долго думала,
Подошла и плюнула.
Неожиданная концовка посмешила и Михаила. Он радостно и легко захохотал. В разбойничьем вертепе елось легко, пилось сладко.
– Пойду плясать —
Дома нечего кусать:
Сухари да корки —
На ногах опорки.
– Да уж, есть-то нечего! Сухари да корки остались! – Смеялись лихие люди.
– А мне милый изменил,
Говорит: «Немолода!»
А себе нашел такую,
Что на попе борода.
– Точно, как у Маньки моей, – под общий взрыв смеха подтвердил кривоглазый разбойник, сидевший в углу.
– Я толстуху полюбил,
Мне с толстушкой весело.
На руках её б носил,
Если б меньше весила.
В этой круговерти простых, но метких сравнений, было что-то необычайно заразительное, настолько, что некоторые из бандитов пустились в пляс.
Внезапно атаман поднял глаза на Михаила.
– Ты же ведь гусляр? А на нашей балалаечке играть можешь?
Михаил захлопал глазами.
– Не пробовал.
– А ты попробуй!
На божий свет появилась еще одна балалайка. Ее торжественно вручили гусляру. Михаил осторожно перебрал лады.
– Давай, давай смелее! – Подбодрил его Митяй, скоро сообразив, что перед ним будущий ученик.
Бывший гусляр, а теперь балалаечник, быстро схватил нехитрую мелодию и вскоре они уже наяривали ее в шесть струн.
– Ай да гусляр, ай повеселил! – Шумел разбойный люд.
Атаман раздобрел: наливал, ел, хохотал.
– А что, братья, примем гусляра к нам? – Громогласно спросил он.
– Примем! Примем! – Загомонили братушки.
– Только нам Михаилом его несподручно называть. Каждый у нас имя здесь свое имеет, стало быть, и ему новое требуется.
Все