лязгнув
Не выплюнет на ладошку
Белую таблетку для Нео.
Только тогда мир, заскрипев,
Начинает катиться вспять.
Туда, где оживают усопшие…
Туда, где не кончается июнь…
Туда, где воздух пропитан озоном
После ночного дождя,
Пролившегося на пустующую
Мёртвую деревеньку,
Обнявшую берега говорливой речушки.
Время откусывает от пряничных домиков
Сантиметр за сантиметром,
Но для юродивого, стоптавшего железные башмаки,
Овладевшего искусством возвращаться,
Оно бережёт самый лакомый кусочек.
И, отведав его, посвящённый в тайну Морфеуса,
Пожалеет, что не обучен видеть сквозь стены,
Что не готов обращать вино в росу,
Что Светлояр не расступается перед ним,
А гвозди заржавели и дробят
Трухлявую древесину креста.
И ни на кого не наткнётся он
На тополином плацу,
Испещрённом солнечными каракулями
Той, что пристально и серьёзно
Наблюдает за слепцом
С башенки коменданта,
И чей шёпот складывается в слова:
«Я буду любить тебя вечно…»
Бабы и осень (пародия)
«Бабы, было
на покосе,
Все шептали
за спиной…
Слышу, ветер
мне приносит:
– Мой сегодня…
– Нет, он мой…»
(В. Нейман)
Бабы-дуры
На покосе
Так и шепчут
За спиной:
– Хулиганишко-т
С косою, —
Мой он нонче!
– Шиш те, мой!
Так и делят,
Так и пилят,
Ажно звон стоит
В ушах!
Их мужья мне ножик
Кажут.
Чую: точно дело —
Швах.
И пока давал я
Дёру
И покуда
Гнал коней.
Осень тихо
Подступила,
Стал ворчливей я,
Трезвей.
Что ж ты, осень,
Всё покрала,
Даже девки
Не нужны.
Я казак
Сегодня вольный,
Жаль, что больше
Не мужик.
Одноклассник
Лодка камышовой протокой движется
Сквозь кисею невесомого тополиного пуха.
Солнце безжалостно топит битый асфальт
И песок на дворовых некрашеных лавках.
Тёплая водка булькает в ополовиненной фляге
Скорчившегося на выстриженном газоне соседа, —
У него приступ астмы, ему плохо,
Его мутит от несвежей копчёной куры.
Впереди – бессонница и сладковатый привкус
Таблеток от опостылевшей аллергии.
На календаре – ХХI век, середина июня, суббота,
И у какого-то счастливчика начинается
Заслуженный месячный отпуск.
Везунчик мечется между поездкой в Турцию
И путешествием