сотрясения брали на себя другие, ему же за сегодняшний день достался один перелом копчика да три черепных раны, открытых, несложных.
Дождь уже с обеда прекратился, к вечеру поток пациентов стал редеть. Степан перекусывал пирогом с капустой от Амалии Эдуардовны да пил горячий чай, когда в ординаторскую, ежась от холода, влетел Вениамин.
– Ой, брат, хорошо тут у тебя, тепло.
– А у тебя что же?
– Остервенел сегодня от мертвяков.
– Чаем с пирогом угощайся.
– Это с превеликим удовольствием. Удачно забежал. Да бумаги относил. – Веня присел рядом и с наслаждением подул на пар из горячей чашки. – Балует тебя сестра Амалия?
– Ну да.
– А, я чего хотел сказать, новость радостная у меня. Брат из Швейцарии едет. Ты знал моего брата?
– Нет, не доводилось. На отдыхе был?
– Не, по партийным нуждам ездил, он у меня политикой занимается. Так вот, приезжает. Будет ужин у нас с музыкой, танцами, новостями заграничными.
– Так пост же.
– Ты ж неверующий. А я и подавно.
– Не то чтобы не верующий, уважающий. Маменька научила посты соблюдать. Глубоко не вникал. Но от веселья воздержусь, в память о матушке.
– Да как же? Познакомить хотел, он у меня знаешь какая личность важная.
– Что ж он, на неделю приезжает?
– Нет, насовсем.
– Ну, так свидимся еще, познакомишь. Не обижайся, Веня, но танцы – это не про меня.
В дверь влетела сестра Татьяна, с которой и началась вся эта история, вид у нее был взволнованный, аж выговорить с первого раза не смогла, пока отдышалась.
– Чего случилось-то? На, водички хлебни, милая, запыхалась, – сочувственно протянул ей стакан Степан.
– Ой, какая там водичка. От Лисовских коляска пришла, спешно надо ехать. Михаил Антонович велел вам. Сказал, вы не ошибетесь с диагнозом. Быстрее надо. – Она схватила его за руку и потянула за собой.
– Да уж вы это, отпустите, Татьяна Олеговна. – Он аккуратно высвободился. – Мне саквояж надо собрать. Что известно?
– Ничего не поняла, не знаю, лучше вы быстрее идите, а там уж разберетесь.
– Что ж такого страшного в этих Лисовских? – бросил он, собираясь.
– Важные персоны, – ответил за нее Вениамин. – Кто Игнатию Лукичу не угодит – вон из города, и это в лучшем случае.
– Я готов, идемте. – Горин лишь усмехнулся. Какая бы ни была важная персона, а без доктора не может обойтись.
Кучер нервничал, ругался, что долго, да и лошадь била копытом и мотала головой, будто тоже торопилась. Ехать было недалеко – до Миллионной улицы, где обитал весь цвет местного знатного общества. Горели фонари, после утренней прогулки от дома до больницы Горину было даже дико от такого тихого вечера. Небо очистилось, а завтрашний день обещался быть солнечным. Он улыбался, прыгая в коляске на неровной дороге, на душе было спокойно. Как говорил его любимый профессор в академии, доктору нервничать ни к чему, даже вредно и опасно. Знания – его сила, внимательность к пациенту и доскональное