материя может прийти в соприкосновение. К примеру, взаимодействуя с человеком, который подчиняет ее и делает орудием своей воли. Она вбирает в себя его интеллект и силу – вбирает пропорционально сложности механизма и той работе, что выполняет. – Он продолжал: – Вы, верно, помните, как Герберт Спенсер определяет понятие «жизнь»? Оно мне попалось лет тридцать назад. Возможно, позднее он его корректировал, но мне оно представляется идеальным – ни прибавить, ни убавить. «Жизнь, – говорит он, – есть сочетание разнородных изменений – как одновременных, так и последовательных, – которые совершаются в соответствии с внешними условиями».
– Сие определяет явление, – сказал я, – но на причину не указывает.
– Но в этом и заключается суть любого определения, – отвечал Моксон. – Как отмечал Милль, нам ничего не известно о причине. Кроме того, что предшествует явлению, мы не знаем о следствии, за исключением того, что оно является результатом чего-то. О некоторых явлениях можно сказать, что вот это никогда не встречается без этого, хотя они и разнородны. Тогда первые по времени мы именуем причиной, вторые – следствием. Тот, кто много раз наблюдал, как собака преследует кролика, но никогда не видел их порознь, легко придет к выводу, что кролик есть причина собаки. Но, боюсь, – добавил он, усмехаясь, – что, погнавшись за кроликом, я потерял след зверя, который мне был нужен, – слишком увлекся охотой ради нее самой. Хочу обратить ваше внимание, что определение Герберта Спенсера касается и машин – в нем нет ничего, что неприменимо к механизму. Философ, помните, утверждает: человек живет, пока действует. Тоже можно сказать и о машине: ее тоже можно считать живой, когда она находится в действии. Говорю вам это как изобретатель и конструктор машин.
Моксон замолчал. Он сидел неподвижно, рассеянно глядя на огонь в камине. Было уже поздно, и я подумал, что мне пора идти домой. Но что-то мешало мне сделать это: видимо, я не решался оставить Моксона одного в его уединенном доме. Тем более в компании существа, о природе которого я мог только строить предположения, но которое настроено явно недружественно, возможно, даже враждебно. Поэтому наклонился и, тронув за плечо своего товарища, заглянул ему в глаза и спросил, указывая на дверь мастерской:
– Моксон, скажите, кто у вас там?
К моему удивлению, он беззаботно рассмеялся и ответил без замешательства:
– Никого. Эпизод, свидетелем которого вы стали, порожден моей беспечностью: я оставил машину включенной, когда делать ей было нечего, а сам взялся вас просвещать… Кстати, известно ли вам, что Разум есть порождение Ритма?..
– Ах, да оставьте вы их в покое! – ответил я, поднимаясь и надевая пальто. – Желаю вам доброй ночи и тешу себя надеждой, что в следующий раз, когда вы вознамеритесь выключить машину, то позаботьтесь, чтобы она была в перчатках!
Наверно, стоило понаблюдать за эффектом моего выстрела, но я не стал этого делать, а просто повернулся и вышел из дома.
Шел дождь, густела