Видоизмененный углерод. Такеси Ковач: Видоизмененный углерод. Сломленные ангелы. Пробужденные фурии
у меня были такие. Тяжесть в лёгких указывала на пристрастие к никотину, левую руку покрывали шрамы, но в остальном я не нашел причин жаловаться. Мелкие недостатки замечаешь потом, а мудрые люди приучаются не обращать внимания. У каждой оболочки есть свое прошлое. Если кому-то это не нравится, можно встать в очередь за «синтетой» или «фабриконом». Я не раз носил искусственные оболочки; их часто выдают освобожденным условно-досрочно. Дёшево, но очень напоминает жизнь в одиночестве, в доме, пронизанном сквозняками. К тому же цепи, отвечающие за вкусовые ощущения, никогда не удаётся настроить, как надо. Поэтому вся еда напоминает приправленные острым соусом опилки.
Войдя в раздевалку, я нашёл на скамейке тщательно сложенный летний костюм. На стене висело зеркало. Поверх стопки одежды и простого белого конверта – с моим аккуратно выведенным именем – лежали дешёвые стальные часы. Глубоко вздохнув, я подошёл к зеркалу.
Это самое трудное. Мне приходилось проделывать такое почти двадцать лет, и всё же я до сих пор вздрагиваю, когда в первый раз смотрюсь в зеркало и вижу там незнакомое лицо. Очень похоже на извлечение образа из глубин аутостерограммы. В первое мгновение кажется, что сквозь зеркало на тебя смотрит чужой человек. Затем, фокусируя взгляд, ты быстро оказываешься за этой маской, проникая внутрь, испытывая осязаемый шок. Как будто перерезается невидимая пуповина. Но только при этом вы с незнакомцем не отделяетесь друг от друга, а наоборот, он насильственно проникает в тебя. И вот уже в зеркале твоё собственное отражение…
Я стоял перед зеркалом, вытирался насухо и привыкал к новому лицу. Тип европейский, что для меня в новинку. Кроме того, у меня сложилось стойкое впечатление, что прошлый обладатель этого лица не выбирал путей наименьшего сопротивления, если они и были. Несмотря на бледность – результат длительного пребывания в резервуаре, – черты, которые я видел в зеркале, сохранили обветренный, закалённый вид. Повсюду морщины и складки. В густых, чёрных, коротко остриженных волосах кое-где белела седина. Глаза ярко-голубые, и над левым красовался едва заметный неровный шрам. Подняв левую руку, я сравнил шрамы, гадая, есть ли между ними какая-нибудь связь.
В конверте под часами лежал лист бумаги, отпечатанный на принтере. Подпись неразборчива.
Итак, я на Земле. В древнейшем из цивилизованных миров.
Пожав плечами, я пробежал взглядом письмо, затем оделся и убрал его в карман пиджака. Бросив прощальный взгляд в зеркало, я застегнул на запястье часы и отправился к ожидавшим меня полицейским.
Часы показывали пятнадцать минут пятого. По местному времени.
Врач ждала меня за овальным столиком, заполняя какие-то документы на компьютере. У неё за спиной стоял худой суровый мужчина в чёрном костюме. Больше в комнате никого не было.
Посмотрев вокруг, я обратился к мужчине.
– Вы из полиции?
– Они снаружи. – Он указал на дверь. – Сюда им доступ запрещен. Нужно специальное разрешение. У нас собственная служба безопасности.
– А вы кто?
Мужчина посмотрел на