поговорки не прогневается, языка доморощенного не пугается; у меня сказочник в лаптях, по паркетам не шатывался, своды расписные, речи затейливые только по сказкам одним и знает. А кому сказка моя про царя Дадона золотого кошеля, про двенадцать князей его, про конюших, стольников, блюдолизов придворных, про Ивана, молодого сержанта, удалую голову, спроста без прозвища, без роду, без племени, и прекрасную супругу его, девицу Катерину, – не по нутру, не по нраву, тот садись за грамоты французские, переплеты сафьяновые, листы золотообрезные, читай бредни высокоумные! Счастливый путь ему на ахинеи, на баклуши заморские; не видать ему стороны затейливой, как ушей своих; не видеть и гуслей-самогудов: сами заводятся, сами пляшут, сами играют, сами песни поют; – и не видать и Дадона золотого кошеля, ни чудес неимоверных, Иваном, молодым сержантом, созидаемых! А мы, люди темные, не за большим гоняемся, сказками потешаемся, с ведьмами, с чародеями якшаемся. – В нашей сказке на всякого плясуна по погудке, про куму Соломониду страсти-напасти, про нас со сватом смехи-потехи!
В некотором самодержавном царстве, что за тридевять земель, за тридесятым государством, жил был царь Дадон золотой кошель. У этого царя было великое множество подвластных князей: князь Панкратий, князь Клим, князь Кондратий, князь Трофим, князь Игнатий, князь Евдоким, много других таких же, и сверх того правдолюбивые, сердобольные министры, фельдмаршал Кашин, генерал Дюжин, губернатор граф Чихир пяташная голова, да строевого боевого войска Иван, молодой сержант, удалая голова, без роду без племени, спроста без прозвища. Его-то царь Дадон любил за верную службу его и жаловал неоднократно большими чинами, деньгами, лентами первоклассными, златочеканными кавалериями, крестами, медалями и орденами. Таковая милость царская подвела его под зависть вельмож и бояр придворных, и пришли они в полном облачении своем к царю, и, приняв слово, стали такую речь говорить: «За что, государь, изволишь жаловать Ивана, молодого сержанта, милостями-почестями своими царскими, осыпать благоволениями многократными наравне с твоими полководцами? Мы, не в похвальбу сказано, не в укор помянуто, мы, кажется, для тебя большего стоим: собираем с крестьян подати-оброки хорошие, живем не по холопьи, хлебом-солью, пивом-медом угощаем и чествуем всякого, носим на себе чины и звания генеральские, которые на свете ценятся выше чина капральского».
Царь этот царствовал, как медведь в лесу дуги гнет: гнет не парит, переломит не тужит! Он, послушав правдолюбивых и сердобольных советников своих, приказал немедленно отобрать от Ивана, молодого сержанта, удалой головы, без роду, без племени, спроста без прозвища, все документы царские, чины, ордена, златочеканные медали, и пошло ему опять жалованье солдатское, простое, житье плохое, и стали со дня на день налегать на него более вельможи, бояре царские, стали клеветать, обносить, оговаривать. Подстреленного сокола и ворона носом долбит; свались только с ног, а за тычками дело не станет! Бился, бился наш Иван – какого добра еще дожидаться? Надувшись на пиво,