Она взглянула на всех этих радостных детей. Они все светились чистотой и искренностью. Пение уже утомило их. Теперь они казались будто взрослыми, которые вежливо обсуждали жизненные обязательства, но только с одним отличием: в их сердцах не было лицемерия. – Они и вправду большие молодцы. Спеть хорал Баха… Да, я просто поражена.
– Ага. Но могло быть и лучше. Всегда можно сделать лучше, как говорил Бах.
София сделала вид, что не услышала. Оля, однако, знала её очень хорошо и решила, что пришла пора надавить на неё сильнее.
– Подумай, от чего ты отказалась. Если ты действительно не хочешь больше играть, ты могла бы стать отличной матерью. Это наполнит тебя.
София не повернулась к ней:
– Оля, музыка была всей моей жизнью. Играть – это то, что я любила, люблю и буду любить вечно, и именно поэтому я решила от этого отречься.
– Даже сейчас, спустя столько времени, крупные музыканты спрашивают меня о тебе, они хотят, чтобы ты играла, давала концерты по всему свету. Они готовы платить огромные суммы.
– Мне не нужны деньги. То, что мне нужно, никто не может мне дать.
– И что тебе нужно, София?
Только сейчас она взглянула преподавательнице в глаза:
– Чудо.
Оля не знала, что ответить. Она смотрела, как в тишине удаляется эта талантливая девушка, вместе с её невероятным дарованием, которое могло бы отправить её на самые вершины. Но вместо этого она заперла его внутри. Оля вздохнула…
– Давайте, ребята, попробуем ещё раз. Открывайте двенадцатую страницу, я хочу, чтобы в воскресенье на службе у всех челюсть отпала оттого, как вы поёте «Ich will hier bei dir stehen».
На улице дождь только закончил лить. София остановилась на ступенях церкви и глубоко вздохнула. Она закрыла глаза, опьянённая запахом влажной травы, земли, жизни. Да, жизнь. А что стало с её жизнью? Её энтузиазм, музыка её сердца? Когда она открыла глаза, он стоял в нескольких шагах от неё. Она заметила этого человека ещё в церкви и удивилась, что какой-то незнакомец пришёл послушать хор, но сразу же забыла о нём. Ей показалось, что он один из тех туристов, которые выходят на пробежку по Авентину и при первой возможности заходят в какую-нибудь церковь. Он был очень красив и улыбался ей. На секунду ей показалось, что они знакомы. Но, покопавшись ещё в памяти, она поняла, что видит его впервые в жизни. Вполне возможно, что он иностранец. У него были тёмно-синие глубокие глаза, немного холодные. По одежде ничего нельзя было сказать, потому что он был в футболке и спортивных штанах.
Пока он ждал снаружи, Танкреди представлял их встречу. Как начать разговор с такой девушкой, как она? Он совсем ничего о ней не знал: не знал её происхождения, школы, в которую она ходила, была ли она из Рима, из какого района, где работала. Он только знал, что она, должно быть, умеет играть на фортепиано. Да, она пианистка, или дирижёр оркестра, или, возможно, скрипачка. Но он ничего не понимал в музыке.
Они молча стояли на лестнице возле церкви, пока над ними рассеивались облака. Невдалеке над лугом между травой и небом показалась